Георгий Ушаков - По нехоженой земле

Собаки давили друг друга в узкой расселине. Сани, раскатываясь на крутом склоне, то и дело прижимались к ощетинившейся кромке торосов, застревали между огромными зубьями бесконечно ледяного гребня или валились набок. И в том и другом случае надо было напрячь все силы, чтобы поставить их на полозья. Часто сил одного человека на это не хватало, и воз приходилось вытаскивать вдвоем. На особенно крутом уклоне, прежде чем пускать упряжку, надо было выкопать борозду и направить по ней полоз саней, иначе сани перевертывались. Прыгая с одной стороны саней на другую, мы старались предупредить очередной крен, но в большинстве случаев ничего не добивались. Так, работая с четырехсоткилограммовыми возами, свыше 12 километров мы протискивались между отвесной скалой и вздыбившимися льдами, пока совершенно не выбились из сил сами и окончательно не измучили собак.

Остановились на виду мыса Морозова. Накормили собак и, не ставя палатки, распластались на снегу, прямо под голубым небосводом. Пригревало полуночное солнце. Где-то совсем близко среди камней весенней песней заливались пуночки. Со свистом проносились чистики. Доносилось тявканье песца. На берегу, на виду лагеря, паслись восемь оленей, а в море, среди хаоса торосов, куда-то с озабоченным видом пробирался медведь. Обычно такие картины волновали. На этот раз мы были так вымотаны трудностями пути, так изнурены, что интересное зрелище не вызывало у нас никаких переживаний. Мы все видели и слышали, но наши глаза и уши только механически фиксировали окружающее. Впечатления мучительного пути не давали покоя даже ночью. Мне приснилось, что я застрял между стенами камня и льда и не могу вырваться из их сжимающих клещей. Проснулся в холодном поту. Рядом в своем спальном мешке беспокойно метался и скрипел зубами Урванцев. Но ведь мы не впервые тренировались в преодолении таких трудностей, да и сон на свежем воздухе оказал свое благотворное действие. Когда незаходящее солнце передвинулось на восток, мы встали свежими и готовыми к новой борьбе.

Сегодняшний день оказался еще более напряженным. Он-то и решил исход сражения.

Узенькая полоска снежного забоя, на котором мы мучились вчера, тянулась перед нами в течение всего лишь часа пути. Дальше проход закрылся. Слева возвышался отвесный обрыв, на верху террасы лежал голый щебень, а справа вплотную к каменной стене примыкали непроходимые льды. Здесь они стерли остатки снежного забоя, прижались к скалам. Льды оказались вскрытыми. По-видимому, под влиянием прилива они вздрагивали, терлись о скалы и скрипели. Казалось, что мы попали в ловушку, из которой мог быть только один выход — назад.

По расселине вскарабкались на террасу. Вид сверху был еще менее утешительным. Недалеко от берега чернели большие разводья. Идущая от них сеть узких, выклинивающихся каналов почти достигала берега. Это была очень неприятная неожиданность. Еще накануне открытой воды не было, сжатые льды казались неподвижными.

Скалистая терраса, с которой мы рассматривали окрестность, кончалась километрах в трех к северу. За ней лежали утесы, достигавшие высоты 300—350 метров. Мимо них можно было пройти только по плавучим льдам. Появившиеся разводья и каналы угрожающе напоминали о том, что льды в любую минуту могут отодвинуться от берега.

Встал вопрос — что делать? Направиться в глубь острова и искать проход через горы и ледники или возвратиться берегом к исходной точке маршрута и огибать остров с северо-востока? И в том и в другом случае большой отрезок восточных берегов острова Большевик должен был выпасть из нашей съемки и по-старому остаться в виде приближенной линии. Третий вариант — продолжать маршрут в прежнем направлении: выйти на вскрытые льды, подвергнуться угрозе быть оторванными от берегов и унесенными в открытое море, но все же попытаться пройти опасный участок и положить его на карту.

Решение надо было принимать немедленно. Льды, случайно вскрытые страшным штормом, так же случайно первым береговым ветром могли быть отнесены от берегов. Стремление не оставлять за собой неочерченные участки победило.

Чтобы уменьшить опасность, надо было спешить. Однако, как часто случается, это легко было пожелать, но очень трудно осуществить. Чтобы попасть на первую ровную площадку льдов, надо было перебраться через самый мощный прибрежный вал торосов. Мы направились к самой узкой перемычке его, но и здесь он достигал ширины 100 и высоты 8—10 метров. Я много видел до этого торошенных льдов, но то, что лежало перед нами, превосходило все ранее виденное. Метровый лед здесь был искромсан на отдельные льдины, и почти каждая из них стояла ребром. Торос представлял собой какой-то чудовищный непроходимый частокол.