Рене Флеминг - Внутренний голос

Арабелла, другой великий образ, созданный Штраусом, — совершенно земная сильная женщина. Она безошибочно знает, чего хочет, заботится о своей семье в тяжелые времена и справляется со всеми бедами, в том числе сердечными. Мне было сложно ее полюбить, когда я только начинала учить эту партию: мое современное сознание отказывалось мириться с тем фактом, что она решительно отвергает всех претендентов на свою руку, увидев в Мандрыке избранника. Но, узнав больше об эпохе, в которой она жила, я восхитилась ее необычайной эмансипированностью. Она сама решает, за кого ей выходить, в то время, когда браки редко совершались по любви и взаимному согласию. Здравомыслящая и ответственная, она считает своим долгом сообщить о своем выборе другим соискателям. В последнем акте именно Арабелла, а не Мандрыка и не ее родители владеет ситуацией. Она прощает его недоверчивость и ходатайствует перед своими родными за Маттео как подходящую пару для Зденки. Воспарившее сопрано Арабеллы превосходит позор и позволяет Мандрыке также проявить себя, так что эти двое лишний раз подтверждают старую поговорку о том, что противоположности притягиваются. Вокально эта партия сходна с «Четырьмя последними песнями» — необыкновенно высокие ноты в потрясающем дуэте из первого акта, монолог Арабеллы и финальная сцена. Арабелла напоминает мне молодую Маршальшу — порядочную и великодушную.

Графиня из «Каприччио» напоминает их обеих — она все еще молода, образованна и остроумна, она ищет любовь и одновременно пытается постичь суть искусства. Со временем, познакомившись поближе с изысканной партитурой этого произведения, я стала его большой поклонницей. Стремительные диалоги «Каприччио» полны огня и внутреннего напряжения, столь характерного для опер Штрауса. В те дни, когда я впервые репетировала ее в Парижской опере, признания Фламана и Оливье постоянно всплывали в моей памяти. Хорошо выучить «Каприччио» очень сложно, а монологи слишком быстры, чтобы уловить смысл при первом же прослушивании. Штраус отдал всего себя той «жажде красоты наших истомившихся сердец», о которой поет Графиня в предпоследней сцене, когда писал это произведение в 1942 году.

Но по-настоящему разбивают мне сердце роли одиноких героинь. Когда я исполняю партию Маршальши, мне легко представить себя на ее месте. Главное не то, что финал ее романа с Октавианом близок, а то, что время неумолимо, красота меркнет, героиня теряет уверенность в своей былой привлекательности — эти переживания знакомы каждой женщине. Когда она смотрит на часы и просит стрелки остановиться, мне близок ее страх, ибо сама я ничуть не меньше страдаю от стремительного бега времени. Вряд ли я умру от туберкулеза или меня задушит муж, так что судьбы подобных героинь интересно играть, но они мало связаны с моей собственной жизнью. Но когда я играю горе Маршальши, ее отчаяние и, наконец, ее душераздирающее чувство собственного достоинства, я чувствую себя причастной к ее жизни. Бывает сложно признаться в затаенных страхах самой себе, не говоря уже о толпе незнакомцев, после этого особенно трудно прийти в себя, когда спектакль закончен.

Я жалела, что пришлось отменить дебют в «Травиате» в 1998 году, потому что,"Как прилежная ученица, хотела все сделать в срок. Виолетта — необыкновенно сложная партия, которую исполняли многие блестящие певицы, и я хотела отдаться ей полностью, а не бесславно завалить в конце самого сложного года моей жизни. После того как в Мет любезно перенесли «Травиату» на осень 2003 года, хьюстонская Гранд-опера великодушно разрешила мне дебютировать в этой роли на полгода раньше.

Я видела много постановок этой оперы, и вокальные требования к исполнительнице партии Виолетты всегда казались мне непомерными, не позволяющими сосредоточиться на драматической составляющей образа. Принято считать, что партия требует трех различных голосов: лирической колоратуры в первом акте, лирико-драматического сопрано в первой сцене второго акта и лирического сопрано во второй сцене второго акта и третьем акте. Тем сопрано, которые, подобно мне, не любят «Sempre libera», остальная часть партии кажется сущим подарком; наоборот, для сопрано, предпочитающих первый акт, два других обычно превращаются в тяжкое испытание. Как зрительница я всегда мечтала любить Виолетту сильнее. Я хотела увидеть ее уязвимость, сопереживать ей, страдать вместе с нею, верить, что любовь Альфреда исцелит ее. Но теперь мне требовалось взять музыкальную часть под контроль и обнажить суть образа Виолетты, найти для этого подходящие штрихи и детали. Например, мне всегда казалось, что в начале второго акта Альфред должен подарить ей цветок, который она заколет в волосы. Как иначе им выразить свою любовь и нежность? Для Виолетты этот цветок — символ их с Альфредом беззаботного счастья на лоне природы и ее глубочайшей радости от того, что она еще жива. Работая над ролью, я довольно часто представляю себе какие-то драматические решения постановки, но осуществить их на практике бывает нелегко.