Николай Самохин - Внутренний голос

Недавно с одним человеком по фамилии Мокрецов Федор Степанович (или просто Федя, поскольку Мокрецов еще довольно молодой мужчина) произошел случай, который к числу рядовых явлений, пожалуй, не отнесешь. Он вдруг обнаружил у себя способность слышать внутренние голоса других людей. Причем способность эта прорезалась у Мокрецова сразу, в результате скрытой химической реакции, может быть, или другого какого сдвига. Факт, согласитесь, уникальный. Правда, кое о чем подобном в печати сообщения иногда проскальзывают; о возможности телепатии, например, о чтении книг при помощи пальцев. Но вот про то, что можно чужой внутренний голос услышать от слова до слова, наука пока молчит.

А с Мокрецовым дело было так. Ехал он как-то в почти пустом трамвае. Такой, знаете, новый трамвай с прицепом. И на оба салона — только четыре пассажира. В заднем сам Мокрецов сидел, и рядом с ним, у окна — пожилой интеллигентный мужчина в шляпе. А головы двух других пассажиров торчали из-за спинок сидений далеко впереди.

И вот в такой, можно сказать, разреженной обстановке Мокрецов вдруг явственно услышал, что кто-то поет. Не вслух поет и не шепотом, а как бы про себя. Ну, вот, как если бы репродуктор до конца выкрутить, а потом плотно-плотно ухо к нему прижать — вот такое, примерно, ощущение: когда голоса, вроде, нет, а слова отлично разбираешь.

Но только это было не радио, пусть даже отдаленное. Потому что неизвестно чей беззвучный голос пел неприличную частушку, каких по радио, хоть застрелись — не услышишь. Неприличную, чтобы не сказать — похабную.

Мокрецов оглянулся украдкой туда-сюда и ешё раз убедился, что поблизости, кроме этого в шляпе, никого нет. Вот тогда его и стукнуло: это же сосед пост! Ну, не он сам, конечно, а в мозгу у него что-то такое. Внутренний голос, короче. А Мокрецов этот голос, выходит, запросто секёт.

Голос между тем отбарабанил частушку на три раза, помолчал маленько и начал снова.

«Дает папаша!» — хмыкнул Мокрецов. Он слегка развернулся и уставился на соседа с повышенным интересом. Смотрел, смотрел и вроде опознал его. Ну, точно: этот самый мужик в субботу по телевизору выступал — объяснял, как должен себя культурный человек вести в обществе и дома. А сам он то ли профессор, то ли доцент. Мокрецов хотел еще тогда на другую программу переключиться, да жена не позволила. «Мотай на ус, паразит! — сказала. — А то ведь от тебя кроме матерков сроду ничего не услышишь.»

И вот теперь этот культурный профессор сидел рядом с Мокрецовым, смотрел через очки в книгу и пел в уме разную похабель. Жаль, Мокрецов раньше с ним не встретился. А то бы он тот раз показал жене, как не давать переключаться.

«Вот привязалась, сволота! — выругался вдруг голос. — Хоть бы путное что. Хоть бы эта… как она? — «тебе половина и мне половина…»

Профессор откашлялся, глянул искоса на Мокрецова, опять уткнулся в свою книгу и запел внутренним голосом: «Моя милка, как бутылка…»

«Век бы тебя не слышать! — обозлился Мокрецов и встал. — Интеллигенция, падла-мадла!.. Запудрят, понимаешь, мозги народу, а сами…»

Обиженный Мокрецов прошагал аж в передний салон и там остановился, ухватившись за поручень.

Он сначала смотрел перед собой и не сразу поэтому заметил, что остановился как раз рядом с молодой женщиной. Только когда женщина шевельнулась неуверенно, словно бы собираясь подвинуться, Мокрецов увидел внизу ее рыжий начес. И тут же, еще ниже, он увидел круглые белые коленки, выглядывающие из-под кожаной мини-юбки, и не только, будем откровенны, одни коленки.

Теперь Мокрецову полагалось бы сесть рядом с дамочкой, но под каким соусом это сделать, учитывая совершенно пустой трамвай, он не знал. Мокрецов, вообще, при разговоре с прекрасным полом обходился двумя словами. Жене своей он говорил обычно: «Пошла, зараза!» — а чужим женщинам, с которыми его иногда сталкивала судьба, — «Пошли, что ли?» Сейчас пускать в ход такие слова было вроде рановато, других Мокрецов не знал, и поэтому он продолжал остолбенело торчать на месте, не сводя глаз с этих самых не только коленок дамочки.

«Ну, че пялишься, рожа? — сказал кто-то словно бы внутри мокрецовского уха. — Че ты, вообще, здесь приклеился? Мало тебе, козлу, места в вагоне?»

И в тот же момент женщина сердито потянула юбку на колени, но не добилась успеха и прикрыла их сумочкой.

«Она! — сообразил Мокрецов, невольно пятясь. — Во кроет!.. Будь здоров!»