Федор Глинка - Письма русского офицера о Польше, Австрийских владениях, Пруссии и Франции, с подробным описанием отечественной и заграничной войны с 1812 по 1814 год

3 августа

Мы ночевали в доме графа Острожского. Молодой граф женат был на прелестной графине Морской, которая украшала некогда блестящие общества Ландс-Гута, где мы провели несколько таких дней, каких в этой жизни завистная судьба никому не дает в другой раз. И эта прекраснейшая женщина, добродетельная супруга, нежная мать семейства — недавно умерла! Муж в отчаянии уехал бродить по свету. Здесь все неутешно о ней. Увы! Ни красота, ни знатность, ни богатство не защитили ее от смерти!..

Смерть, как говорит одна французская сочинительница, истребляет лучшие цветы в цветнике жизни!

4 августа

Мы встречали большие обозы с сухарями из Молдавии. Конечно, каждый сухарь будет стоить то же, что белый хлеб, купленный на месте; но волы могут очень пригодиться для войска; это показывает, какие великие средства имеет Россия!

Около самой дороги видно много опустелых селений: жители их вымерли; здесь пахнет смертию!

С сей стороны окрестности так пусты, что кажется, будто едешь к какому-то уездному городку, и вдруг въезжаем — в Варшаву! Беннигсен и Дохтуров пошли с войсками в Калиш. Все пусто и уныло здесь! Эти высокие, мрачные дома так угрюмо на нас смотрят!.. Кажется, что радость умерла здесь. Варшава вздыхает.

Я смотрю на Польшу, как на славного шпажного бойца, покрытого ранами. Но это не те раны, которые возбуждают удивление, любовь и почтение, как раны Испании и России!

Взгляд на Прагу

Мы поехали посмотреть на Прагу, которая за 20 пред сим лет не уступала в красоте, великолепии и даже в обширности и богатстве самой Варшаве. Переезжаешь Вислу, идешь чрез Прагу — и не видишь ее! Тут только одни пространные поля, засеянные хлебом, разрушенные окопы и бедные дома. Где же Прага? Ее нет: она высилась, как кедр Ливанский; прошел мимо герой — и странник не находит места, где она была! Суворов, победив отдаленность и все неслыханные препятствия, принес, так сказать, в горсти небольшое число уматерелых в победах воинов под самые стены Варшавы и стер Прагу с лица земли. Уже прошел Суворов все пространство от Волыни и до Вислы. Быстро было шествие героя. Слава предтекала великому, победа сопровождала его. Внезапность, быстрота и штыки были его орудиями. В разных местах разбил он разные польские войска и вел полки свои прямо на Варшаву. Бурно было движение умов в сей столице. Одни, страшась справедливой казни за вероломно пролитую кровь русскую, другие, стремясь к необузданному своевольству, а некоторые из прямой любви к свободе, соединяются все вместе и общими силами воздвигают земляные громады на правом берегу Вислы, полукружием согбенные, дабы оградить вместе Прагу и Варшаву. Скоро общие силы народа устроили грозные валы. Высота укреплений, глубина рвов и множество пушек соделывали оплоты сии неприступными. 30 000 войска и весь народ варшавский решились умереть, защищая их. Суворов имел только 15 000 в трудах и победах обдержанного войска. С быстротою палящей молнии летел он вслед за бегущими. Они скрылись в окопах; он запал в лесах. Чистое поле расстилалось между им и укрепившимися. Проходит несколько дней: Суворов из лесов не показывается. Никто не знает, что он делает и сколько имеет войска; оно темнеет в дремучих лесах, как густое облако, из которого должен грянуть ужасный гром. Мало-помалу страх слабеет, а доверенность поляков к их окопам возрастает. Думают, что Суворов не посмел на них напасть. Иные разглашают даже, что Суворов уже бежит назад; а Суворов, выбрав темную ночь, окружась горстью своих войск, послав пред собою воинскую хитрость [52] *Суворов послал вперед русских, совершенно знавших польский язык и в польские мундиры переодетых, которые тотчас сорвали передовые пикеты без выстрела. , быстро и внезапно, как буря на лес, налетает на беспечного неприятеля. Передовые стражи сорваны вмиг. Поляки узнают о приближении русских только в ту минуту, когда уже они начинают приступать. Ничто не могло удержать привыкших к победам… В 4 часа начат приступ, а до рассвета судьба Праги свершилась. Ужасна была картина разрушения сего города. Под страшным громом пушек русские врываются со всех сторон, как бурные поды. В разных местах вспыхивает пламя и, вместе с бурою, разливается по всему городу… Багровое зарево рдеет на небе и в Висле. В сей ужасный час никому нет пощады. Каждый штык наносит множество смертей; город горит; подкопы разряжаются, огромные глыбы взлетают на воздух. Пожар и разрушение повсеместны. Шум, треск и вопли наполняют окрестности. Мост на Висле разведен, и всякое сообщение с Варшавою прервано. Положение жителей неслыханно. Те, кои жили у моста, бегут вперед и погибают от штыков; другие, убоясь штыков, бегут к мосту и тонут в реке. Поражение было совершенно. Восходящее солнце осветило героя, сидящего на развалинах разбитых окопов. У ног его истлевала Прага. Гордые послы Варшавы, по грудам тел войска и народа своего достигшие, униженно просили его о пощаде. Я видел и другие окопы в Праге, за 5 только лет пред сим сделанные народом по воле Наполеона. Они стоили Варшаве миллионы злотых и теперь истреблены!!! Отсюда вид на Варшаву наилучший. Громада зданий в амфитеатре, на берегу светлой и широкой реки, прекрасно рисуется в воде и нравится глазам.