Александр Розенбаум - Бультерьер

Спрашивают о моей песне «Высота одиночества». Не хочется ли, дескать, иногда спуститься на полянку? Нет… Хочется полянку притащить на высоту. Но удается очень редко.

Говорят, что артисты — «люди без кожи». Да артиста «с кожей» и быть не может. Вообще, толстокожие — не самые лучшие люди, наверное.

Хотя меня считают сильным человеком — я не без слабостей: я человек тонкокожий. Сила же моя в том, что я стараюсь никому этого не показывать. Жизнь научила, да и занятие спортом и знание медицины помогают мне владеть собой.

Секунды слабости случаются, но они — мои.

Знать о них никому не дозволено, и никто их никогда не видит. Это нормально. Но и сильный человек хочет приласкаться, чтобы ему погладили за ухом, почесали спинку… Так что я человек ранимый. Но сегодня мне легче: трезвый ум и здоровый образ жизни помогают как-то быстренько склеивать нанесенную рану, хотя все равно она кровоточит даже под пластырем.

Я — человек черно-белый. Конечно, я воспринимаю оттенки: серый, зеленый, коричневый. Но люблю черное и белое: в кардинальные моменты моей жизни для меня опенков не существует. Если я вижу, что, Вы хороший человек, значит Вы — хороший человек, а если он плохой, значит, он — плохой. Постараюсь из плохого сделать хорошего, насколько смогу.

Я — доктор, и мне это очень помогает. Потому что когда я смотрю человеку в глаза, то вижу, когда он лжет, а когда говорит правду, когда ему хочется выпендриться, а когда — посплетничать, позлословить. Я чувствую это кожей и подкоркой. Как врач я должен быстро узнавать человека, понимать его сущность. Очень хорошо могу расслышать фальшивую ноту в чьем-то голосе. И думаю, что правоохранительные органы многое потеряли, не пригласив меня к себе.

Но все равно в жизни я обжигался. И обжигаюсь, и буду обжигаться. Каждый, кто открывает душу, должен знать, что может нарваться на неприятности. А уж если вы распахиваете душу залу в тысячу человек, должны понимать, что при самом лучшем раскладе один обязательно туда плюнет. Но я знаю, что на этот ядовитый плевок найдется как минимум семьсот противоядий. И я буду ими спасен.

Могу простить физическую трусость. Бывает, идет один, а на него — восемь… Далеко не каждый может пойти против восьмерых, зная, что он очень сильно получит. Не каждый выдержит. Я человек достаточно сильный и попадал в подобные ситуации. Но я дрался на улице не очень много — мне хватало спорта. Тренеры учили нас не драться на улице, не для этого нас готовили на ринге. Это нынешние тренеры учат своих ребят для уличной драки, а раньше нам просто это запрещали, потому что сильный человек должен прежде всего договориться с другим человеком. Если договориться не получается, только тогда включать свои мышцы.

А сегодня учат, как морду набить во дворе.

Мне давно хочется написать песню о том, как десять человек бьют одного ногами — я до сих пор не могу понять такую психологию.

Так что я могу простить физическую слабость. Наблюдать за такими вещами, конечно, не очень приятно, но это понимаемо. Могу простить человеку и грубость, сказанную в запале. Но никогда не могу простить хамство. Потому что хамство — это внутреннее, это суть. А если ляпнет: «Да иди ты!..» — это можно понять. Могу простить, наверное, маленькие подлянки — ну пошла любимая женщина без тебя в кино, а сказала, что не ходила. А я этот фильм очень хотел посмотреть… Подляночка маленькая, ну, что делать… Но простить предательство? У меня такое было два раза в жизни.

Когда близкий человек предает, это страшно…

Так два близких человека у меня «выпали». Я никогда не ожидал от себя такой прыти. Они меня предали, скажем, двадцать восьмого числа, а двадцать девятого они «выпали» из моей жизни, как из шкафа, — как будто их и не было. Я никогда от себя такого не ожидал. Это ужасно, когда человек, тебя предавший, просто уходит из жизни и никогда не возвращается. А на злопыхателей стараюсь смотреть как врач на больных, которых нужно лечить и о которых нужно заботиться.

Я осознаю свою ответственность перед людьми: знаю, что не имею права на какие-то необдуманные слова, легкомысленные поступки, потому что на меня смотрят… Мне приходит очень много, писем, и среди них такие, на которые я не могу не ответить. А я не успеваю отвечать: у меня нет времени. И очень страдаю от этого. Когда-нибудь напишу песню, в которой отвечу всем сразу.

Кого можно назвать наиболее верными поклонниками? Об этом мне сложно сказать. Думаю, что у меня есть верные люди и среди пенсионеров, и среди подростков. Мне приятней выступать перед аудиторией, которая имеет свою позицию. Я вообще люблю людей, которые имеют свою позицию.