Следует подчеркнуть, что при составлении протокола Андерс интерпретировал его содержание так, как это было ему нужно. Точного двухстороннего протокола не имелось. Окулицкий по ходу беседы делал заметки, по которым затем и составлялся «протокол». Когда я перепечатывал этот протокол, Андерс произвольно изменял смысл высказываний обеих сторон. Когда Окулицкий замечал, что у него записано иначе, Андерс фыркал на него и говорил, что в новой формулировке будет лучше звучать. В итоге в документ включался текст, угодный Андерсу [64] Как помнит читатель, точно так же в свое время поступал командир Подхалянской бригады генерал Шишко-Богуш, во время войны во Франции издававший приказы своим подразделениям задним числом. По всей видимости, мы имеем дело с характерной особенностью ведения польского делопроизводства. (Прим. ред.)
.
Не было подлинного протокола и декабрьских переговоров Сикорского в Кремле. Тексты бесед воспроизводились по записям, которые делал Андерс. Переговоры происходили 3 декабря, а Андерс занялся обработкой своих записей 6 декабря и лишь несколько дней спустя продиктовал их мне на машинку, причем попутно менял в ряде случаев содержание, руководствуясь лишь субъективным толкованием имевшегося текста. Этого протокола Сикорский никогда не видел и не утверждал; точно так же упомянутый документ не был утвержден и советской стороной [65] Справедливость слов Климковского подтверждается элементарным сличением записи встречи, опубликованной в воспоминаниях Андерса, с советской записью, хранящейся в Архиве внешней политики РФ (опубликована в журнале «Международная жизнь», 1990, № 12). В запись Андерса внесены изменения, искажающие весь смысл беседы. (Прим. ред.)
.
И декабрьский, и мартовский протоколы были еще раз переделаны в 1943 году, уже после смерти Сикорского, исключительно ради приведения их в полное соответствие с тогдашним планом Андерса.
Андерс был весьма доволен достигнутыми в Москве результатами, ибо его планы, связанные с выводом Польской армии из Советского Союза, приобретали реальные очертания.
Советские власти немедленно выделили подвижной состав и дали распоряжение о подаче его к станциям погрузки войск.
На обратном пути в Янги-Юль Андерс уже по собственной инициативе остановился в Куйбышеве, чтобы обо всем доложить Коту и похвалиться своими успехами. Кот был очень доволен предстоящей эвакуацией.
Настроение в посольстве было неважное. Чувствовалось какое-то паническое состояние, чего-то ожидали, чего-то опасались, но чего — никто не знал. Царила своеобразная атмосфера «дипломатических интриг», сочетавшаяся со всеобщей распущенностью нравов. И все это происходило под покровительством Кота, о чем убедительно может свидетельствовать следующий пример.
Однажды не кто иной, как сам Кот, решил выдать одну из своих фавориток, г-жу Я., замуж за советника посольства г-на Т. Когда дело дошло уже до венчания «новобрачных», случилось довольно скандальное происшествие, весьма характерное для существовавших в посольстве отношений. Все гости уже собрались перед специально оборудованным в салоне профессора алтарем, как вдруг пропала невеста. Гостям и ксендзу Кухарскому, облаченному для богослужения, оставалось только ждать. Поскольку прошло порядочно времени, невеста не появлялась, начали ее искать в комнатах посольства, где она жила. Но «виновницы торжества» нигде не было. Заодно обнаружилось, что исчез куда-то и Андерс. Прошло уже более часа, когда вдруг открылась дверь комнаты финансового советника (туда никто из искавших невесту не заглядывал, так как там находилась касса и дверь была заперта на ключ) и оттуда вышла невеста в измятом платье, с растрепанными волосами и пылающими щеками. Через минуту появился генерал. Все присутствующие рассмеялись и стали отпускать двусмысленные остроты в адрес жениха.
Однако это скандальное происшествие не помешало ксендзу Кухарскому совершить обряд бракосочетания, господину советнику — сделать вид, что все в порядке и что он ничего не заметил. Кот тоже очень смеялся по поводу случившегося, а в речи, обращенной к новобрачным, желал им долгой и счастливой семейной жизни.
Вся сцена, будто целиком взятая из какого-нибудь французского фарса, была типичной для нравов, процветавших в нашем посольстве в Куйбышеве.
Возвращаясь к особе профессора Кота, хочу отметить, что он действительно жаловался на советские власти, которые якобы мало ему помогали. В посольстве знали, что по многим вопросам он обращался к посредничеству англичан, ссылаясь на неприязнь советской стороны. Он считал, что нужного можно добиться не путем соглашений, а лишь путем «нажима». Наиболее часто трудности возникали в связи с изданием газеты посольства, с общественной опекой и особенно с представительствами посольства на периферии. Их было очень много, и каждое имело весьма многочисленный персонал, и жалобы общественности на их работу, особенно после отъезда председателя Щирека, все учащались. Советская сторона не соглашалась на такой большой штат в представительствах, и на этой почве возникали все новые недоразумения.
Читать дальше