Ежи Климковский - «Гнуснейшие из гнусных». Записки адъютанта генерала Андерса

Вечером я снова пошел к подполковнику Спыхальскому, у которого застал еще незнакомого мне полковника Леона Окулицкого, ставшего позже начальником штаба нашей армии в Советском Союзе. В ходе разговора я узнал, что уже на свободе подполковник Пстроконьский, ставший позже интендантом армии, подполковник Аксентович, ставший потом начальником 2-го отдела армии (для лучшей маскировки он взял себе фамилию Гелгуд), майор Бонкевич, ставший его заместителем, а со временем и преемником, подхорунжий Игла-Иглевекий и ряд других лиц [44] Все перечисленные польские офицеры в 1939–1941 гг. являлись руководящими работниками польского подполья на советской территории. (Прим. ред.) .

На следующий день примерно в полдень я направился к Андерсу. Он был в синем костюме. Выглядел немного бледным и осунувшимся. Встретил меня весьма сердечно. Его первые слова были:

— Я очень рад, что мы вместе. Будем вместе работать. Дел много, а людей мало, но следует ожидать, что наплыв будет большой.

Потом за чаем он стал мне рассказывать обо всем пережитом с момента, как мы расстались во Львове. В свою очередь и я поведал ему о своих злоключениях. Рассказал о поездке в Париж, о том, что там увидел и почему разочаровался, как возвращался, каким образом был арестован и освобожден. Генерал разделял мой взгляд на санацию (в тот период он не любил санацию, да, впрочем, не питал к ней симпатий и в другие времена). Начали говорить об омоложении армии, не реализованном во Франции. Генерал обещал осуществить это здесь.

Андерс чувствовал себя еще нездоровым, жаловался на боли в пояснице. Кроме того, его беспокоила нога: ведь в сентябре он был ранен. Когда генерал вставал или ходил, то пользовался тростью, потому что, как он говорил, не хотел напрасно расходовать свои силы, которые еще могут пригодиться.

После беседы, которая длилась несколько часов, он проводил меня, заверив, что я в любое время и при любых обстоятельствах могу являться к нему.

Между тем ряды поляков росли с каждым днем.

Были уже на свободе полковник Сулик-Сарнецкий, ставший впоследствии командиром полка в 5-й дивизии; полковник Казимеж Висьневский, будущий начальник 3-го отдела штаба армии; майор Кипиани, назначенный вскоре начальником юридической службы армии; майор Каминский; ксендз Ценьский, позже возглавивший духовных пастырей армии; подхорунжий Пасек, ксендз Вальчак, будущий капеллан 5-й пехотной дивизии; полковник Шиманский, бывший военный атташе в Берлине, назначенный позже командиром полка в 5-й пехотной дивизии; госпожа Влада Пеховская — будущий главный инспектор военной подготовки женщин, писательница Термина Наглер, поручик Ентыс, капитан Мрозек, майор Зигмунт Добровольский, поручик Ян Зелинский, вахмистр Шидловский и многие другие. Число поляков в Москве увеличивалось. В целом мы чувствовали себя превосходно, никто из нас уже не думал о перенесенных обидах и о недавно пережитых тяжелых временах. Напротив, все были преисполнены радостных надежд и раздумий о занимающейся заре в связи с созданием Польской армии. Все мы хотели драться с немцами, и как можно скорее. Долгая вынужденная бездеятельность, к счастью, нас не разложила; наоборот, оказалось что мы сохранили в себе большой запас энтузиазма и энергии. Каждый хотел что-нибудь делать, как можно скорее взяться за работу.

Тем более что вести с фронта поступали безрадостные. Немецкое наступление развивалось с каждым днем все успешнее. Фашистские войска, продвигаясь вперед, в июле овладели уже Смоленском, а в августе советские войска отошли за Днепр.

Гитлеровские армии захватывали все большие пространства плодородных украинских и белорусских земель. Одновременно и промышленные районы Центральной России начали испытывать давление вражеских войск. Немецкая авиация неистовствовала. И хотя нас это непосредственно не затрагивало, поскольку мы находились вдали от фронта и войны не ощущали, тем более что улицы Москвы благодаря повсеместной организованности и порядку действовали успокаивающе, все же каждый из нас испытывал какую-то внутреннюю потребность по возможности скорее вырваться на фронт.

Мы с нетерпением ожидали претворения в жизнь военного соглашения. Его выполнение проходило, если так можно выразиться, через несколько стадий. Первой был пакт от 30 июля 1941 года, создавший основу для установления отношений и дальнейшего сотрудничества. Его следствием явилось военное соглашение, подписанное в Москве 14 августа 1941 года. Затем в декабре 1941 года были дополнены как июльский договор, так и военное соглашение. Это было сделано по инициативе и при личном активном участии Сикорского во время его пребывания в Москве. Завершающим шагом и как бы документальным подтверждением гарантии наших хороших отношений в настоящее время и в будущем явилась советско-польская декларация от 4 декабря 1941 года.