О компрометирующей деятельности 2-го отдела в Румынии может свидетельствовать эпилог дела подполковника Орловского, которого на территории Палестины, опасаясь разглашения им секретов, отравили некие разведывательные органы.
Теперь, когда правительство Сикорского удержалось, а санация временно потерпела поражение как в Лондоне, так и в Румынии, можно было рассчитывать на относительное спокойствие хотя бы в течение двух-трех месяцев.
Через несколько дней после моего прибытия в Бухарест военный атташе подполковник Тадеуш Закшевский заявил мне, что есть указание отменить мой выезд в Польшу, а меня направить на Ближний Восток в бригаду генерала Копаньского. Мне это показалось подозрительным, тем более что я выполнял прямое поручение Сикорского и хорошо знал, какая происходила борьба между ним и санационно-легионерскими кругами.
Подпоручикам Кшиштофу Гродзицкому и Яну Романовскому, приехавшим в Бухарест несколькими днями раньше меня в качестве посланцев бюро Соснковского, не чинили никаких препятствий, и они нормально могли следовать в Польшу. Я заявил подполковнику Закшевскому, что все же в Польшу я поеду, потому что имею на этот счет определенный приказ Сикорского и твердо намерен его выполнить. Закшевский ответил, что здесь высшую военную власть представляет он, а не Сикорский, и я должен подчиняться ему. Я сказал, что этого не будет.
Через несколько недель после неудавшегося побега Бека подполковник Закшевский, скомпрометировавший себя активным участием в этом деле, был снят со своей должности, а его обязанности принял майор Зимналь. Тем не менее споры о моем переходе в Польшу продолжались. В половине июля Зимналь показал мне переданный из Лондона и подписанный начальником штаба полковником Климецким приказ о том, что, согласно распоряжению Сикорского, я обязан направиться на Ближний Восток.
Зная, в каком одиночестве находится Сикорский, как его обманывают и сбивают с толку, я решения своего не изменил и снова подтвердил, что намерен идти в Польшу [36] Согласно приказу из Лондона, Е. Климковскому следовало выехать в бригаду карпатских стрелков в Палестине. В связи с невыполнением им этого приказа было начато следствие, которое, впрочем, практически сразу прекратили. (Прим. ред.)
. В то же время капитан Здислав Тулодзейский на основании приказа (не знаю, действительного ли) выехал в Сирию в бригаду Копаньского.
Пока продолжались словопрения, я установил контакт с организованной министром Котом политической ячейкой, о которой он мне говорил еще в Париже. Эта ячейка должна была вести политическую работу на Польшу. Руководил ею вице-консул Каньский при помощи сотрудников консульства Залевского и Ольшевского. Я рассказал им о своих злоключениях. Они посмеялись и тотчас же все уладили. Я получил от них адреса явок во Львове и деньги на дорогу, а также крупную сумму для передачи организациям в Польше. Хотелось смеяться, но не следовало ли плакать? Одно учреждение, представляющее лондонское правительство, чинит мне всяческие препятствия и усиленно добивается якобы от имени Сикор-ского моего отзыва. Другое учреждение, которое также представляет правительство Сикорского, помогает мне, снабжает деньгами не только меня, но и подпольные организации. Это лишь небольшой пример пресловутой «дружной» работы всех звеньев.
Я договорился с подпоручиком Гродзицким, что отправлюсь в путь через несколько дней после них, и назначил встречу во Львове в доме № 24 по улице Калечей, где я предполагал остановиться.
В это время узнал, что наш военный атташат в Румынии не признал себя побежденным и, будучи уверен, что сможет помешать каким-либо способом моему переходу в Польшу, посылал в Лондон одно письмо за другим в соответствующие отделы, предлагая употребить любые средства и использовать все влияние на генерала Сикорского, дабы добиться его согласия на мой отзыв. Распускались слухи, будто Сикорский склонен был уступить этим наговорам, в которых меня изображали бунтовщиком против него, и вот-вот должен был дать указание нашим учреждениям в Румынии не помогать мне в переходе границы и не проявлять в отношении меня никакой заботы.
Несмотря на это, я в первой половине августа отправился из Бухареста в Польшу [37] На самом деле — во второй половине августа. Е. Климковский выехал из Бухареста для перехода советской границы 23 августа. Примерно 28 августа он перешел границу. (Прим. ред.)
. Не имея возможности, а точнее, не желая пользоваться любезностью наших учреждений, я сам при помощи знакомых организовал свой переход. Приехал в Сучаву, расположенную почти в тридцати километрах от границы. По карте выбрал место перехода границы. Терпеливо ожидал дождя, который был здесь довольно частым явлением в это время года. Во время проливного дождя нанял такси и поехал в одну из приграничных деревень. Я знал, что в такой ливень даже паршивого пса нигде не встречу. Отослав машину, с картой и компасом в руках пошел в сторону ближайшего леса, по опушке которого проходила граница. За несколько часов ходьбы порядком углубился в лес, оставив границу далеко позади. Наступила ночь, и я чувствовал себя довольно неважно на совершенно незнакомой территории, совсем один в глухом лесу, окутанном кромешной тьмой, которую лишь изредка рассекали вспышки молний. Ориентироваться было очень трудно, не удавалось найти ни дороги, ни даже какой-нибудь тропинки. Поэтому приходилось держаться лишь направления, отмеченного по компасу на карте. Еще несколько часов я медленно двигался вперед. Промок до нитки, даже резиновый плащ не особенно помогал, так как я в темноте свалился в овраг и окунулся в воду почти по шею. В каждом кусте или дереве, внезапно возникавшем перед глазами при вспышке молнии, мне чудились какие-то фигуры. Наконец после многих часов блужданий вышел на поляну, на которой стояло несколько стогов сена. Промокший, озябший и измученный, я решил здесь передохнуть. Весь, с головой, зарылся в один из стогов. Чтобы согреться, выпил коньяку из бутылки, закусил колбасой и в следующее мгновение с блаженным ощущением покоя и относительной безопасности заснул.
Читать дальше