Томас Урбан - Набоков в Берлине

Вспоминая о деятельности русских издательств в эмиграции, Набоков писал:

«Разумеется, хорошие читатели имелись среди эмигрантов в числе, достаточном для того, чтобы оправдать издание русских книг в Берлине, Париже и других городах, причем в относительно широких масштабах; но поскольку ни одно из этих сочинений не могло иметь хождение в Советском Союзе, вся затея приобретала вид хрупкой нереальности. Число названий впечатляло куда сильнее числа проданных экземпляров, а в названиях издательств — „Орион“, „Космос“, „Логос“ и тому подобных — чуялось нечто лихорадочное, непрочное, немного противозаконное, как у фирм, издающих астрологическую литературу или руководства по элементарным основам половой жизни» [14] ВН (АП), т. 5, стр. 558. .

В 20-е годы издательства печатали все: классиков, отцов церкви, поваренные книги, технические руководства, политические памфлеты и беллетристику. Так как издание книг было предельно дешево, многие писатели переиздавали свои старые произведения или чувствовали прилив вдохновения быстро одну за другой выбрасывать свои новинки на рынок. Так, Алексей Толстой одновременно со своей работой в качестве редактора отдела культуры просоветской ежедневной газеты «Накануне» опубликовал в Берлине десять книг. Белый, который сотрудничал в газете социал-демократического направления «Дни», осуществил семь частично переработанных переизданий и девять новых публикаций. Эренбург, у которого была советская виза и который не чувствовал себя эмигрантом, тоже опубликовал девять книг. Но самым усердным был одержимый Ремизов. За один 1922 год в Берлине вышло 17 его книг, преимущественно новые издания.

Только тиражи оставались маленькими. Набоков констатирует:

«Вследствие ограниченного обращения их произведений за границей, даже эмигрантским писателям старшего поколения, слава которых твердо установилась в дореволюционной России, невозможно было надеяться, что книги доставят им средства к существованию. Писания еженедельной колонки в эмигрантской газете никогда не хватало на то, чтобы сводить концы с концами. По временам нежданный куш приносил перевод на иностранный язык, в основном же продление жизни пожилого писателя зависело от подношений разнообразных эмигрантских организаций, заработков, доставляемых публичными чтениями, да от щедрости частных благотворителей» [15] ВН (АП), т. 5, стр. 560–561. .

От конъюнктуры издательского дела зависели и настроения и активность поселившихся в Берлине русских писателей, к которым постоянно присоединялись визитеры из советской России или из других центров эмиграции. Так, Горький, всемирно признанный патриарх социально-критической литературы, в течение многих месяцев снимал большую квартиру на Курфюрстендамм, а также виллу в Бад Сааров под Берлином, откуда он пытался повлиять на происходившее в немецкой столице.

Летом 1922 года в Берлине на десять недель останавливалась Марина Цветаева, которую опекал Эренбург, даже временно предоставивший ей и ее дочери свою комнату в одном из пансионов Вильмерсдорфа. Эренбург ввел ее в круг берлинских поэтов как восходящую звезду на небосклоне лирики. Позже она отмежевалась от него и говорила о нем: «Циник не может быть лириком!» [16] Марина Цветаева. Письмо Ю. Иваску // Русский литературный архив. Нью-Йорк, 1956, стр. 209.

Но именно Эренбург в 1956 году, во времена оттепели после смерти Сталина, своей статьей о ее лирике решающим образом повлиял на ее реабилитацию после трех десятилетий полного замалчивания в Советском Союзе. Сегодня Марина Цветаева, в 1941 году покончившая жизнь самоубийством, признается поэтессой, имя которой окружено настоящим культом.

И еще один поэт, подвергавшийся гонениям, тоже сквитавший свои счеты с жизнью самоубийством, а в наше время давно признанный культовым божеством, в течение нескольких недель в 1922 году пробушевал как смерч над берлинской колонией эмигрантов. Он ходил по городу, прежде всего по его ресторанам и ночным клубам, в сопровождении своей жены Айседоры Дункан, знаменитой американской исполнительницы выразительных танцев. Парень от земли, который говорил только по-русски, и театральная звезда, которая была на 19 лет старше него и за исключением нескольких слов совершенно не говорила по-русски, незадолго до этого поженились в Москве. Попойки Есенина, его размолвки с ревнивой женой, происходившие на глазах всей публики, и его чреватые скандалами поэтические вечера давали желанный материал не только трем ежедневным русским газетам в Берлине, но и немецким газетам, промышлявшим сплетнями.