Аполлон Давидсон - Сесил Родс — строитель империи

Он не был оратором. Говорил фальцетом. Артикуляция речи оставляла желать лучшего. Мог бросить собеседнику:

— Ну, сформулируйте же, что я хотел сказать!

И все-таки в нем была внутренняя сила, заставлявшая людей слушать и подчиняться. В наши дни о нем сказали бы: харизматическая личность.

Он, наверно, мог бы добиться большего, если бы не так торопился, если бы умел ждать. Но тут дело не только в его нетерпеливом характере. Предсказание врача, который дал ему еще в молодости только шесть месяцев жизни, висело над ним, как дамоклов меч.

Годы на алмазных копях тоже давали о себе знать. Да и всегдашнее напряжение. Сердечные приступы. Вот он и торопился.

Он вызывал изумление даже у тех, кто его безусловно осуждал. Вот хотя бы Оливия Шрейнер. Вряд ли кто-нибудь так яростно обличал Родса, как эта ничего не боявшаяся женщина. Но кем он был для нее? Не авантюристом, не нуворишем. Нет, скорее Мефистофелем. Он ей казался великим даже в своих злодеяниях. Она писала: «Я поясню свой взгляд на Сесила Родса такой притчей. Представьте себе, что он умер, и, конечно, черти явились, чтобы увлечь его в ад, которому он принадлежит по праву. Но оказалось, что он так велик, что не может пролезть ни в двери, ни в окна, и пришлось поневоле взять его на небо».

А как оценивали его действия в тогдашней России? Не журналисты, а политики? Российский генеральный консул в Великобритании в 1899 году направил в Петербург донесение об итогах деятельности «Привилегированной компании» за десять лет. Он назвал их «быстрыми и, с экономической точки зрения, несомненно блестящими результатами». Перечислил: сооружено более трехсот миль железнодорожных путей, создано семь городов, построена обширная сеть телеграфных линий, привлечены поселенцы. Но вместе с тем набег Джемсона и «восстание туземцев» показали «несостоятельность и даже ненадежность компании».

Чем вызвана такая в большой мере положительная оценка, несмотря фа резкую англофобию в правящих кругах России тех лет?

А с кем генконсул мог сравнивать Родса, на каком фоне давал ему оценку? С кайзером Вильгельмом II, который напутствовал немецких моряков, отправляя их в 1900 году в Китай?

— Пощады не давать! Пленных не брать! Убивайте, сколько сможете! Как тысячу лет назад, когда гунны во главе с королем Аттилой заслужили славу, которая и сейчас в легендах и сказках вызывает ужас, так слово «германец» должно ужасать Китай в следующую тысячу лет. Вы должны действовать так, чтобы китаец уже никогда не посмел косо посмотреть на германца.

В 1904-м по приказу того же Вильгельма южноафриканский народ гереро был загнан в безводную пустыню Калахари. Численность гереро уменьшилась, как полагают, с 60–80 тысяч до 15–16 тысяч. Когда кайзеру сказали, что его действия не соответствуют христианской морали, он, по словам канцлера Бюлова, «сначала вытаращил глаза, а затем пришел в раздражение» и презрительно бросил, что христианские заповеди к язычникам и дикарям не относятся.

Генконсул мог сравнить Родса и с американским президентом Мак-Кинли, который объяснял войну 1898 года против Испании христианской моралью.

«Я каждый вечер, до самой полуночи, расхаживаю по Белому дому и не стыжусь признаться вам, господа, что я не раз опускался на колени и молил Всемогущего Бога направить меня и просветлить мой разум. В одну ночь мне пришли в голову следующие мысли — я сам не знаю как: …для нас не остается ничего иного, как взять Филиппинские острова, воспитать, поднять и цивилизовать филиппинцев и привить им христианские идеалы, ибо они наши собратья по человечеству, за которых также умер Христос».

Это был мир Сесила Родса. Жестокий век, жестокая мораль. Правда, много ли в истории было нежестоких времен?

В записных книжках Николая Бердяева есть такая мысль: «Всякий человек, проникнутый целостной идеей и желающий ее осуществить во что бы то ни стало — создать великую империю, осуществить великую революцию, выиграть великую войну, — легко превращается в дикого зверя». Эта мысль не оставляла Бердяева. Она появляется у него снова: «Любовь к идее может вести к равнодушию, безжалостности и даже ненависти к человеку».

Можно отнести это к Родсу? Наверно, факты, приведенные в книге, вызовут у разных читателей разные ответы. Зависит от того, с кем вы будете их сравнивать и какими мерками мерить.

Я застал еще восторженные оценки Родса — ив конце сороковых, и позднее. Свою дипломную работу «Захват Родезии» я защищал в 1953-м, когда Великобритания отмечала столетие со дня рождения Родса. В цвет британских владений еще была окрашена большая часть карты мира. Чтобы поклониться гробнице Родса, в горы Матопос поднялись пять тысяч человек. Долгий путь из Англии проделали и королева Елизавета, тогда еще молодая, и королевамать. Было провозглашено создание нового колониального объединения: Федерация Родезии и Ньясаленда.