В перчатке мягкой жесткая рука,
Он знал: закономерны разрушенья,
И, равнодушный к злобе и добру,
На гниль и тлен взирая свысока,
Он чувствовал тогда лишь наслажденье,
Когда работу превращал в игру.
О Родсе так бы никто не сказал. Во многом можно его заподозрить, но не в бесстрастности. Свое дело он делал пылко, отдаваясь ему целиком и принимая его абсолютно всерьез. И английские барды воспевали его совсем не так, как Бальфура.
Та эпоха длилась двадцать пять — тридцать лет. С 1870-х до начала нашего века. Деятельность Родса пришлась как раз на эти годы. Он был плоть от плоти тех сил, что делили, кромсали на куски целые континенты.
Но время это кончалось. К началу ХХ столетия мир уже был поделен. Англо-бурская война стала завершением этого раздела.
Вместе с эпохой, как часто бывало в истории, ушел и человек, ставший ее олицетворением.
Зенит могущества Британской империи, самой большой империи в истории человечества, связан с именем Родса, но так ли уж надолго она его пережила? Теперь, оглядывая весь ее путь, можно сказать: как же быстро она распалась…
Герберт Уэллс в 1921 году считал, что через сто лет уже не будет Британской империи. Райдер Хаггард резко осудил его за такой пессимизм. Но события шли быстрее прогнозов.
Прошло лишь сорок лет после смерти Родса, и его младший современник Уинстон Черчилль драматически воскликнул:
— Я стал первым королевским министром не для того, чтобы председательствовать при ликвидации Британской империи.
Но все же Черчиллю пришлось сыграть эту роль. И еще при его жизни Дин Ачесон, государственный секретарь США — страны, которую Родс еще так недавно мечтал вернуть в состав Британской империи, меланхолически заметил:
— Великобритания потеряла империю и пока еще не может найти свое место в этом мире.
Последней среди крупных британских колоний добилась независимости страна, завоеванная Родсом, — Южная Родезия. В 1980-м, отдав свое последнее распоряжение — спустить английский флаг, последний губернатор лорд Соме провозгласил: этот акт «завершает многотомную историю нашей страны: книгу Империи».
…Великий Шелли, соотечественник Родса, когда-то написал сонет о найденном в пустыне обломке древней статуи:
И сохранил слова обломок изваянья:
«Я — Озимандия, я — мощный царь царей!
Взгляните на мои великие деянья,
Владыки всех времен, всех стран и всех морей!»
Кругом нет ничего… Глубокое молчанье…
Пустыня мертвая… И небеса над ней…
Сколько изваяний постигла такая судьба… Большинство памятников Родсу оказались недолговечными. Те, что были поставлены в Северной Родезии (теперь Замбии), сняты в середине шестидесятых. В Южной Родезии (теперь Зимбабве) — в начале восьмидесятых.
В Южно-Африканской Республике пока стоят.
Мыс Доброй Надежды, мы с доброй надеждой
Тебя покидали
Но ветер крепчал
Борис Поплавский
Кто-то сказал, что выводы — это место в тексте, где вы уже устали думать. И все же — на какие мысли может навести судьба этого человека? Должно быть, на самые разные.
Как часто меняются взгляды на историю! Кому, как не нам, в России, знать это. Николай II был сперва царь-батюшка, потом — изверг, теперь — мученик, скоро, кажется, его объявят святым. Так нам ли удивляться переменам в оценках Сесила Родса!
Так в чем же все-таки феномен Родса?
Один из его приверженцев говорил: «Было что-то магическое в самом имени Сесил Родс, оно излучало магнетизм, как и он сам». Я уже приводил мнение Конан Дойла: «Это странный, но поистине великий человек, могущественный вождь с грандиозными мечтами, слишком великий, чтобы быть эгоистичным, но и чересчур решительный, чтобы быть особенно разборчивым в средствах, — человек, которого не измерить нашими привычными человеческими мерками, такими мелкими для него». И Киплинг — о том же:
Послушник мечты, что его вела,
Которой нам не понять.
Этот образ гипнотизировал не только его соотечественников. Андре Моруа издал восторженное жизнеописание Родса. Освальд Шпенглер в своих пророчествах «Заката Европы» видел в Родсе знамение грядущего. В его схеме мировой истории Родс оказался «посредине между Наполеоном и людьми насилия ближайшего столетия».
Почему же это имя оказалось окружено таким ореолом?
Как понять ушедшего из жизни человека? Любого. Даже самого близкого тебе, того, кто, казалось бы, понятней всех других? Анна Ахматова писала: «Отцы и деды непонятны». Борис Пастернак уверял:
Читать дальше