Как уже отмечалось, динамика литературного процесса, постоянно происходящая смена направлений и отдельных жанров бывают обусловлены не только ведущими идеями и концепциями времени, но и логикой развития тех «автономных», глубоко внутренних закономерностей, которые следует искать в недрах самой литературы.
Своеобразным переходным периодом от «старых» форм к «новым» были 1860 — 1870-е годы, когда в литературу пришли такие писатели, как Г. Успенский и Н. Успенский, В. Слепцов, А. Левитов, Ф. Решетников. Они, по словам Н. К. Михайловского, «нанесли оскорбление действием всем традиционным, привычным формам беллетристики)», поскольку не только обратились к новым проблемам, героям и конфликтам, но еще и ввели в литературный обиход «недосказанные рассказы, незавершенные сценки, начала без конца и концы без начала, беглые отметки, еле очерченные лица» [11] Михайловский Н. К. Литературно-критические статьи. — М., 1957. – С. 319.
.
Успехи, которых добиваются в эти годы писатели-очеркисты, связаны с тем, что они новаторски сумели освоить богатый опыт предшествующей художественной литературы. В свою очередь и очерк 70 — 80-х годов отдает свои достижения другим жанрам, и в частности рассказу и повести — жанрам, в которых новое понимание личности проявилось с наибольшей полнотой. Об этом свидетельствует не только тот факт, что многие писатели рубежа веков постоянно обращаются к очерку (и нередко — дебютируют произведениями этого жанра), но и то, что в их творчестве мы находим весьма своеобразное в каждом данном случае сочетание этих двух, как, впрочем, и некоторых других жанров.
Несомненна плодотворность такого внутрижанрового «скрещения»: жанр рассказа усваивает документальную точность (или предрасположенность к ней), присущую очерку, свойственный ему исследовательский подход к материалу, а также стремление вынести общественно актуальные вопросы на суд читателей. Отныне писатель – рассказчик (будь то Гаршин, Короленко, М. Горький или Л. Андреев) не станет ограничиваться изображением сцен, характеров, переживаний, а выступит в роли философа-социолога, нередко прямо высказывающего свои мысли и соображения. Иначе говоря, поэтика очерка, активно вторгнувшаяся в структуру рассказа, разнообразила формы малого прозаического жанра. Это было еще одним шагом к утверждению в русской новеллистике «свободного повествования», которое ориентировалось на большее сближение сюжета рассказа с действительным движением жизни [12] См.: Шубин Э. А. Современный русский рассказ: вопросы поэтики жанра. — Л., 1974 — С. 46.
.
В соответствии с требованиями времени (и в полемике со «старым» романом) авторы малых жанров станут избегать излишне развернутой и жесткой детерминированности в изображении характера героев, той детерминированности, которая восходила к устаревшему взгляду на личность. Речь идет о таком понимании личности, когда она рассматривается лишь как итог, как некий общий результат социальных влияний, когда не принимают во внимание тот существенный факт, что личность не есть нечто неизменное, что она «формируется в процессах, перестраивающих и личность, и социальные обстоятельства» [13] Дергачев И. А. Указ соч. — С. 9.
.
В атмосфере заметно обострившихся и усложнившихся духовных исканий создаются благоприятные условия для дальнейшего развития и совершенствования приемов и принципов психологического анализа. И приоритет здесь также был на стороне авторов малых форм. К этому располагала специфика структуры этого жанра, его возможности, особая его избирательность. Все компоненты его, весь его, так сказать, «инструментарий» был нацелен на изображение процессов внутренней жизни человека, быта его души. Художественные открытия, которыми обогатят литературу авторы малых жанров, будут, кроме того, свидетельствовать о подлинно творческом отношении их к традициям, и прежде всего таких писателей, как Пушкин, Достоевский и Толстой.
В рассматриваемый период довольно интенсивно заявила о себе тенденция к «новому открытию старого», к новым оценкам и переоценкам как творческих биографий, так и отдельных произведений предшественников. В начале XX века на свою интерпретацию их традиций претендовали как реалисты, так и символисты [14] «80-е годы были в своем роде эпохой «великих открытий», — Д. Н. Овсянико-Куликовский, — мы открыли тогда не только Достоевского и Толстого, но даже Пушкина… Произведения наших классиков получили новую литературную жизнь, и это не могло не отразиться на умственном складе и миросозерцании новых поколений. Молодая интеллигенция 80-х и 90-х годов, можно сказать, воспитывалась на Пушкине, Лермонтове, Гоголе и их преемниках» (Т. 9. С. 131).
.
Читать дальше