Преодолеть «стену», по Андрееву, значит также победить таких вечных врагов человека, как болезни, старость и смерть. Ибо пока они существуют, жизнь людей была и всегда будет отравлена ожиданием «визита» этих врагов.
И понятно, почему безмолвствует и, очевидно, долго, если не вечно, будет безмолвствовать «стена» в ответ на «суровые и горькие требования» смертных:
«— Отдай мне мое дитя! — сказала женщина <���…> Кроваво-серым пятном выступали на стене мозги того, кого эта женщина называла „мое дитя" <���…>
Из безмолвной толпы вышел красивый и суровый старик и стал рядом с женщиной.
—Отдай мне моего сына! — сказал он <���…> И вот вышел из толпы еще человек и сказал:
—Отдай мне моего брата! <���…> Тогда и я, прокаженный, ощутил в себе силу и смелость, и вышел вперед, и крикнул громко и грозно.
– Убийца! Отдай мне самого меня! А она, — она молчала. Такая живая и подлая <���…>
— Так будь же проклята! <���…>
— Будь проклята!
И звенящим тысячеголосым стоном повторила вся земля:
– Будь проклята! Проклята! Проклята!» [205] Там же.— С. 97-99.
.
Ненависть и «безумная ярость», наполнившие «изболевшиеся сердца», способствовали наконец сплочению:
И <���…> мощный поток человеческих тел <���…> всей своей силой ударил о стену. И снова отхлынул, и так много, много раз, пока не наступила усталость, и мертвый сон, и тишина» [206] Там же.— С. 100.
. Но «стена» продолжала стоять несокрушимо.
Рассказ «Стена», написанный в самом начале 1900-х годов в преддверии революции, с одной стороны, очень своевременно указывал на разобщенность людей как на большое зло, способное причинить непоправимый ущерб общему делу, и тем самым, следовательно призызывал к солидарности, а с другой — содержал значительную долю сомнения в успехе борьбы с многоликой «стеной».
Нетрудно увидеть в андреевском рассказе полемику с легендарно-романтическими произведениями М. Горького: и с подвигом во имя людей Данко, и с героической смертью Сокола, и с призывом Буревестника. Вспоминая о «непримиримых» расхождениях с Андреевым во взглядах на человека и перспективы его борьбы за улучшение жизни и обновление мира, М. Горький писал: «Для меня человек всегда победитель, даже и смертельно раненный, умирающий. Прекрасно его стремление к самопознанию и познанию природы, и хотя жизнь его мучительна, — он все более расширяет пределы ее, создавая мыслью своей мудрую науку, чудесное искусство <���…> Андрееву человек представлялся духовно нищим; сплетенный из непримиримых противоречий инстинкта и интеллекта, он навсегда лишен возможности достичь какой-либо внутренней гармонии. Все дела его — „суета сует”, тлен и самообман. А главное, он — раб смерти и всю жизнь ходит на цепи её» [207] Горький и Леонид Андреев: неизданная переписка. – С. 492.
. М. Горький, конечно, видел и отчетливо понимал, что рассказ «Стена», как и многие другие произведения Андреева, полемически направлен против него, автора «Старухи Изергиль», «Песни о Соколе» и «Песни о Буревестнике». И, тем не менее, «Стена» понравилась ему. И, разумеется, ничего странного и удивительного в этом не было: М. Горький умел уважать и ценить чужой и нередко чуждый ему талант; он никогда не считал, что все писатели должны видеть и изображать мир «по-горьковски». Так, в ответ на недоумение Андреева: «Вот — я знаю, чувствую, ты искренне хвалишь рассказ. Но — я не понимаю, как может он нравиться тебе?» — М. Горький ответил: «Мало ли на свете вещей, которые не нравятся мне, однако это не портит их, как я вижу» [208] Книга о Леониде Андрееве. — С. 17-18.
. Эта позиция в то же время не мешала М. Горькому, как уже отмечалось, открыто и непримиримо спорить с Андреевым. В декабре 1901 г. он писал Андрееву: «По нынешним дням <���…> потребно жизнерадостное, героическое, с романтизмом (в меру) [209] Там же. — С. 18.
. И в этом же месяце в письме к Е. Чирикову М. Горький сетовал на то, что большой талант Андреева — пока еще «одно голое настроение, которое нужно «прихватить огоньком общественности» [210] Архив А. М. Горького. Т. 7: А. М. Горький. Письма к писателям и И. П. Ладыжникову. — М., 1959. — С. 34.
. При всем том М. Горький с пониманием относился к своеобразию андреевского дарования. Явно имея в виду некоторые из таких рассказов, как «Стена», «Ложь», «Молчание», «Мысль» (в которых, кстати сказать, господствует «одно голое настроение»), он советует Андрееву продолжить творческие поиски именно в этом направлении: «Пощипли Мысль мещанскую, пощипли их Веру, Надежду, Любовь, Чудо, Правду, Ложь – ты все потрогай! И когда ты увидишь, что все сии устои и быки, на коих строится жизнь теплая, жизнь сытая, жизнь уютная, мещанская, зашатаются, как зубы в челюсти старика, — благо ти будет и — долголетен будеши на земли» [211] Горький и Леонид Андреев: неизданная переписка. — С. 113.
.
Читать дальше