Пётр Вершигора - Люди с чистой совестью

— Ну, академик, вот мы и вышли на оперативный простор. Теперь гуляй, душа партизанская!

Вася Войцехович, помощник начальника штаба — «машинистка с усами», вид которого поразил меня впервые по прибытии в отряд Ковпака, — спал верхом, склонившись на шею лошади. Очевидно, Вася вырвался вперед, затем, ожидая командира, заснул: пока пройдет голова колонны до повозки командира, нужно было ждать полчаса. Его фигура выделялась на фоне неба, и мне на миг показалось, что это не 1942 год, не Орловщина. Так должны были выглядеть запорожцы, ворвавшиеся в Крымское царство, либо совершавшие свои набеги на Приднепровье. Тени Сагайдачного и Кривоноса вставали в степях Украины.

«Как можно спать в такую ночь?» — думал я.

Первая ночь рейда и несколько последующих были для меня временем сплошных открытий и удивления. Действительность оказалась гораздо проще, чем я ее себе представлял. На основании своего небольшого партизанского опыта в отрядах Брянских лесов и по рассказам старых. участников отряда Ковпака я ожидал, что первые дни рейда будут насыщены сплошными боями, проявлением массового героизма. На деле оказалось совсем не так: по ночам мы тихо и бесшумно продвигались, а на рассвете располагались на стоянку в лесу. Отдых изредка прерывался мелкими стычками наших застав с полицией или заблудившимися и напоровшимися на нас машинами, повозками или тыловыми немцами–одиночками. Все они исчезали бесследно, вероятно приводя этим в изумление немецкое начальство.

Ночные марши — сначала небольшие, для того, чтобы втянулись люди и лошади, — сменяющиеся дневками, разнообразились лишь мелкими происшествиями из походной партизанской жизни.

В первую же ночь я с разведкой, которая должна была занять село, где находились полицейские посты, вырвался вперед в поисках хоть какого–нибудь боевого впечатления. Поста в селе не оказалось, но население жаловалось на издевательства старосты, поставленного немцами. Староста успел сбежать, но зато прекрасный буланый конь, которого я собственноручно вывел из конюшни немецкого служаки, разбив железные путы на его ногах, стал моим спутником в дальнейших походах.

Устраиваясь на стоянку между деревьями, под березой, которая в то время уже сбросила большую часть своих листьев, квартирьер, чтобы подчеркнуть комфортабельность стоянки, шутя выбирал нам «дом с вешалкой», то есть березу с сучком. На вешалку обычно вешался автомат, чтобы он не ржавел на сырой земле.

Наша тринадцатая рота на марше всегда ходила вместе с разведкой. На стоянках мы тоже располагались рядом.

Из равномерного ритма похода — как будто мы шли не по вражескому тылу, а совершали физкультурный кросс, — нас вывело одно событие, из–за которого чрезмерно, как мне сначала показалось, разволновался комиссар Руднев.

На пятый или шестой день похода на одну из наших застав набрел вражеский обоз с новенькими, блестевшими на солнце оцинкованными бочками, в которых торжествующая застава обнаружила чистый спирт.

Командир заставы с котелком в одной руке и кнутом в другой, погоняя лошадь, с гиком примчался в лагерь. Со всех сторон к бочке прибежали люди с котелками, кружками, черепками, касками, флягами. Бочку обступили, затем нашлись организаторы, которые установили очередь за спиртом. От каждой роты по два представителя.

Комиссара в это время не было. Люди загорланили частушки. Где–то в глубине леса послышалась автоматная очередь. Больше всего меня поразил автоматчик с красными, как огонь, волосами, по прозвищу Мед. Он стоял, обнявши ствол березы, и плакал горькими слезами.

В это время приехал комиссар Семен Васильевич. Я увидел, что лицо его перекосилось, как будто кто нанес ему страшное оскорбление. Он вызвал дежурного, расспросил, в чем дело. Затем подбежал к осоловело улыбавшемуся командиру заставы, «виновнику торжества», схватил его за воротник, притянул к себе и закричал, картавя от волнения сильнее обычного, задыхаясь от душившего его гнева:

— Расстрелять тебя мало за это, подлец!

Я еще не понимал смысла всего происходящего. Я знал, что Руднев не такой уж заядлый трезвенник, и была у него, очевидно, какая–то важная причина, заставившая его поступить так.

Он оттолкнул командира, крикнув:

— Начальника штаба, командира части, помощников — ко мне!

Я тоже подошел к нему и заметил, что люди весьма встревожены происходившим.

В ближайших ротах те, кто еще в силах был что–либо замечать, увидев, как подействовала всеобщая пьянка на комиссара, зашикали друг на друга. Через минуту лес снова огласился хором голосов, свистом. Заиграла гармошка, люди седлали лошадей, рыскали по лесу, размахивая нагайками. На этом фоне командование проводило срочное совещание.