Я предъявил документы человеку с бородкой. Он оказался начальником штаба отрядов Ковпака. Звали его Григорий Яковлевич Базыма. Как я узнал позже, он был в прошлом директором школы, всю жизнь учил детей — чернобровых украинцев, увлекался пчелами, садом, огородом. Многие из его учеников были в отряде бойцами, а учителя — командирами. Базыма повертел в руках мой документ, сказал: «Командир и комиссар уехали, скоро будут», — и штаб продолжал работу.
«А где же танки и самолеты, о которых все время говорили в партизанском крае?» — думал я. Их пока что не было видно.
Лавируя между деревьями, показалось несколько всадников. Впереди на высоком коне ехал худощавый старик в каком–то непонятном штатском костюме. Рядом с ним на прекрасной арабской лошади — красивый мужественный военный человек с черными, как смоль, усами и быстрым взглядом. Старик походил на эконома, который объезжает свое хозяйство. Оба они слезли с лошадей, а старик — это был Ковпак — стал кого–то ругать. Затем, только увидев меня, он протянул мне руку, назвал свою фамилию и сказал:
— Бумажку сховай, тут вона не потрибна.
Комиссар стоял у дерева и оценивающим взглядом наблюдал за нами. Я сразу увидел, что тут надо держать ухо востро, и понял, что действительно бумажки тут ни к чему. Я начал было разговор о цели своего приезда. Ковпак перебил вопросом:
— А покормили тебя?
Я сказал, что не голоден, и в ответ услышал:
— А то не наше дило. Наше дило погодувать!
Вот этот хозяйский глаз, уверенный, спокойный ритм походной жизни и гул голосов в чаще леса, неторопливая, но и не медлительная жизнь уверенных людей, работающих с чувством собственного достоинства, — это мое первое впечатление об отряде Ковпака. Когда я ближе присмотрелся к этим людям, то сразу понял, что воевать буду только с ними вместе. Если когда–нибудь хватит сил у меня написать книгу о них, я назову ее: «Люди с чистой совестью».
Большинства первых ковпаковцев, которых я увидел тогда, летом 1942 года, уже нет в живых. Могилы их разбросаны от Брянских лесов до Пинских болот, от Житомира до Карпат, от Волыни до Перемышля, от Варшавы до Бреста и Белостока.
На выходе из Брянских лесов, у дороги, — одинокая могила славного разведчика Николая Бордакова; в Карпатах, на высоте 1613, в пещере из громадных камней, на горе, куда залетают лишь горные орлы, лежит Чусовитин; на венгерской границе навеки уснул четырнадцатилетний партизан Михаил Кузьмич Семенистый. В глубоком и узком ущелье реки Зеленицы, прикрывая собственным телом отход товарищей и жертвуя самым дорогим — жизнью, погиб славный русский вологодский парень Митя Черемушкин; в лесах Киевщины спят в одной могиле побратимы Колька Мудрый и Володя Шишов; в Польше сложили свои головы Николай Гапоненко, Иван Намалеванный и сотни других…
Да, это были люди с чистой совестью!..
Узнав Ковпака ближе, я окончательно решил для себя, что буду воевать с ним вместе.
Уезжая на несколько дней на наш партизанский аэродром, который к тому времени мы уже организовали, я был недоволен только одним: я не видел ни танков, ни самолетов Ковпака, о которых шла партизанская молва. Вернее, я видел, что их нет и не было, но где–то таилась надежда, что этот старик припрятывает их и вообще страшно скрытничает. А влезать в чужие секреты не в моей натуре.
Когда я уехал от Ковпака в глубь Брянских лесов, на первой же стоянке устами партизана–орловца многое мне разъяснилось. Дело было у костра, возле которого ночью грелись партизаны. Большинство дремало, трое или четверо вели беседу.
— Ковпак опять в поход собрался… — сказал один.
— Не–е, — отозвался другой. — Он же недавно из степей пришел.
— Опять собрался…
Сухо потрескивали сучья в ловко, по–охотничьи сложенном костре.
— Недаром за его голову немцы десять тысяч рублей дают, — задумчиво пробасил третий.
— Ничего, ничего, вот еще в один рейд сходит — прибавят цену, — сказал первый.
— А сколько за нашего дают? — заинтересовался наивный орловский курносый парень, имея в виду одного из руководителей партизанских отрядов.
— За нашего? — переспросил бас. — Ну–у, за нашего немцы тысяч двадцать дадут… Чтоб его от нас черти не взяли только…
Вот как по–разному оценивал народ своих вожаков.
У Клаузевица в его книге «О войне» есть такие слова: «Партизанские отряды должны быть не столь велики и сильны, как многочисленны и подвижны. Они должны быть способны появляться, исчезать и способны объединяться, но этому не должно слишком мешать честолюбие и самодурство отдельных вождей».
Читать дальше