Вячеслав Кондратьев - Сашка

- Гляди, ребя, фриц!

Из дома выскочили несколько человек связистов, уставились.

- Это ты его? - спросил один.

- Ну я, - вроде неохотно, но с достоинством ответил Сашка. - Мне к начштаба. Тут он?

- Нет никого. Всех в штаб бригады вызвали.

- Куда же мне его? - кивнул Сашка на немца.

- Ждать придется... Или к комбату веди, он у себя. Только, понимаешь, больной он сейчас, не в себе... - сказал один. - Знаешь, где блиндаж его?

- Знаю.

- А может, не стоит капитана тревожить? - вступил другой. - Несчастье вышло: убило вчера Катеньку нашу. Переживает комбат...

- Значит, ее могилка на опушке? - спросил Сашка упавшим голосом. Жалость-то какая...

- Ее. Когда хоронили, страшно на комбата глядеть было - все губы покусал, почернел весь...

Вспомнил Сашка, как на марше, когда они с ротным подтягивали отстающих в хвосте колонны, подъезжал комбат на белом жеребце, сам в белом полушубке, к штабным саням и ласково справлялся, не замерзла ли, сидевшую там сестренку из санроты... Катей ее вроде звали. Эх, жалко дивчину! Очень жалко. И зачем только берут их на войну? Неужели без них не обойтись? Каково им среди мужиков-то? Хорошо, что остальные девчата в тылу, за Волгой, но и там может всякое приключиться. Засосало у Сашки под ложечкой - ничего он про Зину не знает... Последний раз на разгрузке свиделись, попрощались, и все... А времени два месяца прошло - для войны время огромное.

- Ладно, поведу к комбату, - решил Сашка.

У комбатовского блиндажа, не особо крепкого, тоже, видать, на скорую руку сделанного, сидел на бревнышке, полуразвалясь, комбатов связной - парень расторопный, но нахальный (знал его Сашка, из одной дальневосточной части они были). Лицо красное, загорелое, наверно, часто на солнышке припухает, глаза полузакрытые и будто хмельные.

Поднялся он лениво, поправил на груди автомат, скользнул взглядом по немцу небрежно (словно видал их каждый день) и процедил:

- Привет.

- Здорово, - ответил Сашка, уязвленный немного равнодушием связного к его немцу.

- К комбату, что ли?

- К нему.

- Нельзя! - резанул тот и сделал шаг к двери.

- Я ж с немцем, разве не видишь?

- Нельзя!

- Чего заладил? Пойди доложи. Разведка немецкая сегодня на нас нагрянула. Выбили мы их и вот фрица взяли. Доложи.

- Не велел комбат никого пускать. Понял?

- Понял. Знаю, что у вас. Но куда мне с фрицем? Может, его в бригаду вести надо? Так я отведу. Только комбат приказать должен.

- Ты его, что ли, взял?

- А кто же?

- Кроме тебя, народу на передке нет, что ли, чудило?

- Я самолично. Только под конец ротный подмогнул.

- Герой, - усмехаясь и, видно, завидуя, процедил связной.

- Может, и не герой, а повозиться пришлось. Я ж его с пустым диском брал, в рукопашной. Ну, иди доложи.

- Фриц-то не из здоровых, - оглядывая немца, сказал тот. - Такого не велико дело взять.

Сашка озлился, хотел было съязвить насчет мурла, которое наел тот на тыловых харчах, да раздумал.

- Иди доложи. - Уж очень надеялся Сашка, что пошлет его комбат в бригаду немца вести, потому и настаивал.

- Уж так и быть, - снизошел связной и стал спускаться в блиндаж.

Немец что-то забеспокоился, вытащил свои сигареты, быстро прикурил, жадно затянулся несколько раз. Дал сигарету и Сашке.

- Ты не робей, - решил подбодрить немца Сашка. - Комбат у нас мировой мужик. В последнее наступление сам ходил. Красиво шел. Понял?

Немец, разумеется, не понял, но одернул мундир, подтянул пояс, поправил пилотку, а лицо его, несмотря на суетливость движений, наоборот, как-то поспокойнело, отвердилось, хоть и побледнело. Губы упрямо сжались, на лбу складка наметилась.

- Проходите, - не поднимаясь, а снизу пригласил связной.

В блиндаже было совсем темно, только керосиновая лампа с разбитым стеклом тускло мерцала в углу стола. После света Сашка не сразу и разглядел комбата, сидевшего в глубине в наброшенной на плечи шинели. И, разглядев, не узнал. Всегда чисто выбритый, подтянутый, в белом подворотничке, сейчас комбат имел вид другой - обросший, со спутанными волосами, лезшими ему на лоб, в расстегнутой гимнастерке, согнутый, с отвисшей нижней губой и черными кругами около глаз, необычный и страшноватый.

- Докладывайте, - приказал он негромко, взглянув на Сашку и немца мертвыми, пустыми глазами.

Сашка вытянулся, набрал воздуху, но что-то мешало ему... Он откашлялся, скользнул взглядом по столу, а там разбросанные окурки, куски черного хлеба, бутылка водки, кружка, банка консервов початая, раскрытая планшетка с картой, и понял, что вот этот беспорядок на столе и вид самого комбата мешают ему начать.