- Кузьма Данилыч, что с тобой стряслось? Так-то ты в новую жизнь двигаешься? Задом наперед?
Кузьма молча обошел вокруг рыдвана, переставил колеса, тоскливо хмурея лицом.
Карпей льстиво и в то же время ерничая доложил Отчеву, сколько они распахали ковыльной залежи.
- Уж мы постарались удоволить ведущих нас в обновленную жизнь!
- Молодцы старики. Старый конь борозды не портит, видно, правду говорят.
Отчев отозвал Кузьму в сторонку, упрекнул с горькой злостью:
- Брехали вы мне насчет Власа. Жив он, слыхал я.
Кузьма доплелся до переднего быка, уткнулся бородой в его теплый лоб. Потом кинул кнут Карпею и пошел в степь, не оглядываясь.
- Уж как я отговаривал Василину-дуру не выходить за Кузьму, охламона, не послушалась, - сказал Карпей. - Ну и в семейку попали наши дочери, моя Фиена и твоя Марька.
- Ты-то помалкивай. Фиена твоя мастерица заваривать чертову кашу.
Отчев одним неуловимо легким движением вскочил на коня, зарысил в противоположную от Кузьмы сторону.
Карпей, покачиваясь на рыдване, долго кричал вдогонку удалявшемуся Кузьме. Но тот так и не оглянулся, растаял в голубом мареве.
8
А в Хлебовке резали вторую, более углубленную борозду по раскулачиванию.
Сумерками принесла Фиена в дом Чубаровых давно ожидаемую весть: завтра будут выселять.
- Сам Захар Осипович намекнул. Заранее, чтобы мы с тобой, Марька, успели выпутаться. Совместная в родстве жизнь переплелась корнями, как пырей.
Собрались на семейный совет Кузьма, Василиса, Марька и Фиена. Трехлетнего сына Марька уложила з горннцэ спать.
- Поезжайте вы хоть к черту на рога, я вам не попутчица, - отвалилась от семьи Фиена.
- Тебе ехать с нами незачем, - согласился Кузьма. - И ты, Марья, оставайся тут с ребенком. Может, и Васеяу не потревожат. Я один искуплю грехи.
- Нет, батюшка, я поеду с тобой, - сказала Марька определенно и начала собираться в дорогу.
Как обваренная, сидела на лавке Василиса, опустив руки, и напоминание старика о том, что пора собираться в дальний путь, не выводило ее из этого состояния оглушенности и потерянности.
- Не тронусь с места. Пусть лишают жизни у печки, - уже в полночь, как бы опамятовавшись, сказала Василиса. Твердой поступью хозяйки подошла к печи, затопила, гремя ухватом, поставила чугуны, потом, вымыв тщательно свои полные красивые руки, стала раскатывать тесто.
На заре Марька подоила корову, сцедила молоко, налила плошку коту. К этому времени Фиена уже перетаскала все свое добро в горницу, а из горницы вынесла на кухню Марькин сундук, даже сонного Гриньку положила в закуток за печь, где когда-то доживала свой век слепая бабушка Домнушка.
- Летось не отделили меня, теперь сама отделюсь.
Горница моя, чертомелила я на вас. Кто был никем, тот станет всем!
- Живи, но ведь отберут, - сказал Кузьма. - Вон у Ермолая забрали.
- Руки коротки отобрать у меня! Я не какая-нибудь каторжанка, как некоторые! Я активистка!
Оглядев огромные узлы с одеждой, мукой, солониной, Фиена попинала их остроносым ботинком, пощупала пальцами.
- Глупые, да разве дозволят вам везти такую прорву!
Вы бы еще корову, овец да птицу погнали с собой. Отдайте лучше мне на сохранность, глядишь, вернетесь. А на вернетесь, поминать буду, проникновенно говорила Фяена, развязывая узлы и перетаскивая в горницу Авгозомовы костюмы и бекешу, тулуп свекра и Марькины наряды.
- Зачем вам летом теплая одежа? А до холодов не дадут дожить... В песках азиатских помрете, - Фпена заплакала, - жалко мне вас, бестолковых...
К восходу солнца Фиена произвела дележ и ЕО дворе, зг.няв один пз двух амбаров под свое хозяйство. Потом умылась духовитым мылом, подвела брови, щеки, замкнула горницу и приклеила тестом записку к двери, которую писала, слюнявя химический карандаш: "Дом и добро одинокой вдовы-активистки Фпены Карповны Сугуровой.
Только троньте, я до Калинина дойду!"
Низко поклонилась свекрови и свекру, поворковала над спящим Гринькой, бодро тряхнула руку Марькп, четко стуча каблуками, ушла. Но тут же вернулась, поправляя плечики коричневого платья.
- Бороться буду за вас. Похлопочу.
Выволокла за руку Марьку во двор, впилась жгучими глазами в ее лицо с темным, разбавленным бледностью загаром.
- Упади в нош к своему отцу. Отстоит.
- Отец был один до венца. Теперь бог дал мне вторых отца с матерью, и я их не оставлю, - ответила Марька со спокойной твердостью.
- Ну и дура большеглазая. Мало ела тебя поедом свекровь-матушка? Хочешь, чтоб и в чужих краях догрызла?
Читать дальше