Кэтрин Ласки - Золотая страна. Нью-Йорк, 1903. Дневник американской девочки Зиппоры Фельдман

Через вентиляцию было слышно, как ворчливая старая миссис Шиэн снова кричала. Я разобрала много слов, но пришлось попросить, чтобы Това перевела. Старая миссис Шиэн ругала свою невестку, кричала что-то про «подлую улыбку маленькой протестантки». Я не поняла, что значит «подлый». Това объяснила. Мне так жаль, что молодой миссис Шиэн приходится жить с этим ходячим беспокойством. Ведь миссис Шиэн такая же католичка, как и старая женщина, и тоже ирландка, я просто не понимаю, в чем дело. Если она просто из другой части Ирландии, то не должно ведь быть разницы.

Я выучила еще несколько английских слов, прочитала их на вывеске магазина на Бродвее, когда мы шли там с Товой. Было написано: «Ирландцам не обращаться». Грустно видеть такую вывеску в этой стране, которая считается демократической. Това говорит, что профсоюзы все изменят.

Веселые дни. Потому что почти каждый вечер во время Суккота у нас гости. Только я решила, что Итци можно терпеть, как он приходит и совершает поступок в своем стиле. Това говорит, что больше всего ей нравится в Суккоте то, что этот праздник такой демократичный — все евреи, богатые и бедные, должны есть в простых шалашах, совсем как те евреи, которые сорок лет ходили по пустыне с Моисеем. Я отвечаю, что, насколько я заметила, здесь нет богатых евреев. Ну, и Итци встревает:

— А в Верхнем городе! В верхней части города много богатых евреев, они из Германии.

Това считает, что эти евреи плохо поступают. Она говорит, что они создали эту систему мастерских, где люди трудятся вручную за низкую плату, из-за них в мастерских и на фабриках такие ужасные условия. Я спросила, как это может быть. Она ответила, это потому, что немцы думают, будто сами они слишком хороши, чтобы держать в руках иголку или ножницы, и поэтому заставляют других людей работать. Они подрядчики, а условия, в которых оказываются рабочие, их не волнуют. Они хотят оградить себя не только от ручного труда, но и ото всех евреев-иммигрантов. Я сказала, что они ведь тоже иммигранты.

— Они приехали раньше. Намного раньше, — ответил Итци. — Они больше знают о том, как быть американцами.

Това только фыркает:

— Мы им мешаем.

— У них совсем нет акцента, — говорит Итци. — Ни малейшего. Они говорят по-английски, как настоящие янки.

Потом он начинает говорить о семье Фридов, о семье Уорбургов и о Бомголдах. И о том, что он знаком с тем-то и с этим-то. Он тринадцатилетний мальчик, его бармицва была только шесть месяцев назад. Объясните, как может мальчик знать всех этих людей из Верхнего города?

Вчера вечером дядя Мойше пришел ужинать к нам в шалаш. Это была всего вторая наша с ним встреча за все время, что мы в Америке, перед этим была служба на Йом-Кипур, но это не считается, потому что мы смотрели на него из женского отделения, а потом он сразу исчез. Дядя Мойше получил повышение в «Брукс Бразерс». Он и Итци кратко и красочно рассказали об этом. Итци говорит, ему бы хотелось, чтобы его отец получил работу в «Брукс Бразерс». Его отец — дизайнер на маленькой фабрике, и, если верить Итци, фабрика обязана своим успехом таланту его отца — он копирует мужские плащи, модные в верхней части города. Но владельцы фабрики со всеми обращаются ужасно. У них есть любимчики, которым они оказывают покровительство, они никогда никому не доверяют, и часто они даже не разрешают работникам выйти в туалет. И постоянно угрожают уволить каждого, кто хоть на одну минуту опоздает на работу. Если уж мама расстроена по поводу папы и отсутствия у него пейсов, то ей стоит как следует рассмотреть дядю Мойше. У него нет не только пейсов, он даже не носит ритуальные кисти на одежде.

Позже, тем же вечером.

Мама заметила, запричитала: «Мой собственный дорогой брат утратил свои духовные нити». Так мама называет кисти, потому что считается, будто они напоминают мужчинам о необходимости соблюдать все заповеди и все иудейские законы и вести благочестивую жизнь. Папа ничего не сказал. Он просто подошел и потрепал маму по плечу. Но в его глазах было что-то такое, от чего я слегка вздрогнула. Похоже, папа тоже думает отказаться от своих кистей. Мама сказала: «Знаешь, что будет дальше? Он перестанет носить ермолку». Ну, я-то знаю, что он ее уже не носит. Я видела, как он ее снял, едва ушел от нас вечером, наполовину спустившись к первому лестничному пролету.

Угадайте, что мы с Мириам и Товой придумали прошлым вечером? Мы спали на улице. Погода стала необычно жаркой для октября. Шон сказал Мириам, что когда жарко, все спят на крышах, под открытым небом. Мы тоже вылезли на крышу. Если лежать на спине, то не видно ничего, кроме неба и звезд.