Макс Брод - Франц Кафка. Узник абсолюта

Если бы Кафка узнал, что у него есть сын, это произвело бы на него колоссальное воздействие. Это оказало бы на него благотворное влияние. Он страстно хотел иметь детей и сомневался в том, может ли стать отцом. Каждый, кто читал его дневники, замечал отрывки, в которых Кафка выражал свое желание стать отцом и сидеть у колыбели собственного ребенка. Исполнение этого желания подтвердило бы его ценность с точки зрения высшего суда. Он бы чувствовал себя облагороженным, потому что всегда воспринимал свою неспособность иметь детей как нечто позорное, как некий обвинительный приговор, произнесенный над ним. Возможно, что ребенок благодаря неусыпной заботе Кафки был бы сильным и здоровым; возможно, у Кафки появилась бы уверенность в себе, и это спасло бы ему жизнь; возможно, мой друг сидел бы сейчас рядом со мной, а я не писал бы, обращаясь в вакуум. Но этого не случилось, и следует признать, что жизнь сама сочинила историю, которая потрясающе похожа на бушующие жестокости и сложности, на иронические горести, присутствующие в произведениях Кафки.

Фрау М. М. приезжала в Прагу посетить могилу Кафки. Тогда она снова встретила в Праге Шокена. Много позже, 21 апреля 1940 г., она отправила ему письмо (в то время она была во Флоренции, а он – в Израиле), содержащее следующие строки: «Вы были первым, кто видел меня в Праге, когда я была подавлена и меня мучили страхи. Потом музыка в вашем исполнении в неприбранной комнате вашего друга и короткие прогулки по чудесному городу, который я люблю больше, чем вы подозреваете, помогли мне избавиться от этих тяжелых переживаний. Я посетила могилу человека, очень много для меня значившего, умершего в 1924 г. Его величие ощущается и по сей день. Он был отцом моего мальчика, внезапно умершего в Мюнхене в 1921 г., когда ему было семь лет. Вдалеке от меня и от него, с которым я рассталась во время войны и больше не видела никогда – кроме нескольких часов, – потому что он заболел роковой болезнью на своей родине, вдалеке от нас. Я никогда никому не говорила об этой истории и сейчас рассказываю о ней первый раз. Моя семья и знакомые не знали об этом. Знал об этом только мой последний начальник. Поэтому он был так добр ко мне. Я много потеряла, когда этот добрый человек умер в 1936 г. Но теперь я не так страдаю оттого, что умерли мои друзья, поскольку они смогли избежать ужасов настоящего времени». В течение многих лет только в такой особой манере фрау М. М. говорила о Кафке и его работах, и мой информатор был убежден, что приведенный отрывок из этого письма мог относиться только к Кафке. Вскоре в Италии началась война, и переписка между М. М. и Шокеном прервалась.

Посещение Праги прошло в пору захвата власти нацистами в Германии. М. М., которая жила в Берлине, неспроста испытывала страх. Она уехала в Швейцарию, в Израиль и, в конце концов, в Италию [39]. Последнее, что написал Шокен, касалось момента, когда немцы увели М. М. из больницы Британского Красного Креста. Запись датирована 16 мая 1945 г. В письме говорится: «Немцы забрали г-жу М. М. из С. Донато ди Комино, Фросиноне, в мае 1944 г. вместе с другими евреями, проживавшими в округе. Мы сожалеем о том, что в настоящее время уже ничего нельзя сделать». В дальнейшем стало известно, что М. М. умерла от рук немецкого солдата, который бил ее прикладом винтовки по голове. Я последовал по пути, который предложил мой информатор. Этот путь привел меня к некоторым людям во Флоренции из пансионов «Сан-Джорджио» и «Дженнингс-Риччиоли». С их помощью я смог получить сведения о месте, в котором должно было находиться множество писем Кафки. Макс Крелл, писатель, живший во Флоренции, дал мне ключ к их поиску, но из этих усилий ничего не вышло. Возможно, письма Кафки принадлежат теперь некой (некоему) Е. Пр., добывшему для М. М. визу для эмиграции в Чили.

Мы никогда не смогли узнать ни имени мальчика, который был сыном Кафки, ни обстоятельств его жизни и смерти. Немногие оставляют о себе столь скудные сведения, как этот ребенок.

Я хотел представить афоризмы Кафки как отдельную область его творчества. Они раскрывают особые характерные черты автора. В них Кафка делает упор на «неразрушимое» в человеке, на веру и доверие к Господу. В прозе Кафки, с другой стороны, выражаются его сомнения и неуверенность. В больших творениях он показывает, как человек теряется и сбивается с пути. В афоризмах он, напротив, выражает мысль, что человек не может запутаться и что путь его определен. Конечно, мы не можем искусственно разделить два видения, которые одновременно выражал Кафка. Среди его афоризмов можно встретить такие, в которых чувствуется печаль и замешательство. С другой стороны, в его романах и рассказах встречаются проблески надежды среди безнадежности. Можно сказать, что Кафка в своих афоризмах скорее помощник и учитель, тогда как в своих рассказах и новеллах он больше жертва сомнений и мучительных раздумий. Возникает вопрос: почему в этих двух жанрах проявляются разные настроения одной души? Можно на это ответить, что в повествовании, письмах и дневниках Кафка давал свободу своим ангелам и демонам. В размышлениях, афоризмах и некоторых письмах он сдерживал себя и свои побуждения. Он больше не был средоточием трагических и абсурдных сил, он занял противоположную позицию, утверждая окружающую его вымышленную или реальную универсальность. В этом настроении он мог писать решающие строчки, в которых свобода человека выступала против механистической судьбы, а молитва – против проклятия. Он хотел воззвать к человечеству, чтобы оно прекратило «Александровы битвы», и открыть ворота в новую эру мира. «Несмотря на то что вы, бессловесные, маршируете с опустошенными душами, доверяете страшной дикости, мы не покинем вас, даже если вы охвачены величайшей глупостью». Сквозь хаос и нигилизм, показанные Кафкой, мягко, но решительно звучат ноты любви к человеческому созданию, которое, «несмотря ни на что», не будет покинуто. В этом состоит божественная сила. Да будет на то благословение!