Георгий Косарев - Сердце прощает

Она рассказала про бомбежку эшелона, как немецкие летчики обстреливали их из пулеметов и спросила у командира, куда им идти. Командир указал дорогу и, заспешив, стал спускаться в землянку.

На следующий день они вышли на шоссейный тракт. По нему вереницей тянулись подводы, по обочинам шли группы пешеходов. И удивительно было, что люди двигались молча, словно потеряли дар речи, даже лица детей выражали молчаливую сосредоточенность. Марфа упросила одного из возниц посадить на подводу Коленьку, рядом с сыном уложила уцелевшие узлы. Сразу сделалось легче. Но движение вдруг прекратилось и стало известно, что впереди на магистраль вышли немецкие танки.

Свернув с шоссе к березовой роще, беженцы остановились на привал. Виктор разжег костер, вскипятил чайник. Марфа размочила в кипятке еще сохранившиеся засохшие куски хлеба и накормила Коленьку.

Виктор и Люба сидели друг против друга.

- Смотрю я на тебя и все думаю, - вполголоса произнес Виктор.

- Неужели сейчас обо мне можно думать? - притворно удивилась Люба.

- Ты красивая...

На щеках Любы заиграл румянец. Она опустила глаза и мягко сказала:

- Не говори, Витя, глупостей, не до этого.

Виктор сорвал поблизости от себя ромашку и принялся разглядывать ее лепестки.

- А у меня, Люба, нет от тебя никаких секретов.

...Беженцы не видели ни ожесточенных боев, ни грохочущих танковых колонн противника, но, обойденные ими с двух сторон, незаметно для себя очутились во вражеском тылу.

Исхудавшая от бессонных ночей Марфа со своими детьми и Виктором еще с неделю блуждали по лесам и, вконец обессилевшие, вернулись домой.

Глава третья

В селе много говорили о войне, но большинство жителей войны пока не видели; бои обошли деревню стороной. Однако скоро по проселочному тракту потянулись машины тыловых служб фашистского вермахта: крытые брезентом грузовики и автобусы, сопровождаемые запыленными бронеавтомобилями и группами мотоциклистов.

Однажды, свернув с тракта, в село прикатила черная легковая автомашина и грузовик с солдатами. Солдаты, держа винтовки наперевес, прошлись по улице, крича:

- Рус! Рус! Выходь-и! Рус!..

Из легковой машины вылез полный щеголеватый офицер и узкоплечий солдат в очках и с фотоаппаратом. Когда невдалеке собралось десятка два деревенских жителей, офицер обратился к ним с речью:

- Крестьяне, слушайте меня внимательно! - он говорил по-русски, но с сильным акцентом. - Теперь вы имеете свободу, крестьяне! Вы должны благодарить нашего фюрера и германское командование. Советский колхоз теперь нет, земля теперь... как это? принадлежит вам. Вы поняли меня, крестьяне?

Пока он говорил, узкоплечий щелкал фотоаппаратом.

- Кто поньял? - спросил офицер.

- Очень хорошо поняли, - выйдя из толпы, с иронией ответил седоволосый сгорбленный старик.

Офицер снисходительно улыбнулся, снова щелкнул фотоаппаратом. К старику подошел солдат и сунул ему в руки бумажный рулон.

- Да, да, это так нужно... всем плакат читать. Гут, - сказал офицер и сел в свою машину. Через минуту немцы покинули село.

...Оставшись за председателя колхоза, Сидор Еремин собрал сход. Чтобы лучше видеть односельчан, встал на широкий дубовый чурбак. Покручивая темные усы, Сидор негромко сказал, что, по его разумению, надо часть урожая засыпать в общественный амбар для будущего посева, а остальное разделить на корню по едокам.

Марфа смотрела на него и думала: "Вот так Сидор! С виду тихий да смирный, а на самом деле вишь какой смелый, бесстрашный".

Когда Еремин кончил говорить, Марфа не удержалась и первая крикнула:

- Правильно! Разделить хлеб по едокам, и все тут, пусть каждый запасается им, кто знает, что дальше будет. Без хлеба-то не проживешь!

Поддержали Сидора и другие колхозники. Без особых обсуждений так на том и порешили.

* * *

Марфа с Любой усердно убирали полегшую перезревшую рожь с тяжеловесным колосом. В ход пустили и старую заржавленную косу с березовым косовищем, и щербатый затупившийся серп. Снопы обмолачивали прямо в поле на истертом брезенте. Впрягались в двуколку и везли хлеб домой. Привыкшая к труду Марфа не страшилась работы, но страшное бродило совсем рядом.

По тракту продолжали проходить воинские части. В ясные дни на восток пролетали самолеты. У Марфы холодело в груди от их натужного прерывистого гула, перед глазами вставали искореженные вагоны, неподвижные изуродованные тела погибших.

Через неделю после сходки Сидора Еремина вызвали в немецкую комендатуру и стали допытываться, почему он, старшина колхоза, разделил на корню хлеб между крестьянами? Кто дал ему на это право? Почему он не подготовил хлеб для сдачи германскому командованию?