Георгий Костылев - Крепкие орешки

Если вы меня поняли, то дальше объяснять нет смысла, а если нет -перечитайте еще раз эпиграф, ибо сказано: не мечите жемчуг перед свиньями-все равно потопчут его ногами. Не поймут.

Когда я влетел в свою крошечную палатку, расположенную в двадцати шагах от артплощадки, сердце норовило выскочить изо рта и ускакать куда-то в сторону Дагестана. Набрасывая разгрузочный жилет с магазинами и вешая на плечо автомат, я отнюдь не воображал, что мой личный огневой вклад в общее дело внесет глобальный перелом в ход и исход боя. Вообще, довольно забавно смотреть со стороны на определенную категорию офицеров, озабоченных демонстрацией собственной воинственности, как-то: крутыми нашивками, головными повязками и метанием ручных гранат в противника, которого нет (см. выше). Главным оружием офицера любого ранга в современном бою являются бинокль, радиостанция и мозги, причем отсутствие последних невозможно компенсировать даже бицепсами толщиной в слоновью ногу. Но без "калашникова" и полутора -- двух десятков магазинов к нему чувствуешь себя, как без штанов, -- что есть, то есть. Так что я привел себя в боевой порядок и змеей метнулся на артплощадку.

Лирическое отступление 3

Возился я с оружием и жилетом секунд пятнадцать-- двадцать, но за краткое это время успел получить пять или шесть сокрушительных ударов по ушам и по легким от разрывов гранат, воткнувшихся в стену гаража в двадцати шагах от меня. Вот теперь-то, не занятый непосредственно ведением боя, я прочувствовал, и то по касательной, каково под таким огнем "безработному", т. е. бойцу, которому никто не удосужился объяснить его обязанности в бою -ведь я-то свои обязанности знал, я всего лишь на секунду отвлекся от их выполнения!

На моем пути от палатки до огневой позиции зенитчиков находился похожий на строительный вагончик подвижной дизель-генератор. Поскольку матерая полевая крыса вроде меня под огнем бегает без лишнего фасона -- проще говоря, согнувшись в три погибели, -- мне не составило труда засечь двух бойцов, залегших под этим вагончиком и периодически пулявших из автоматов неизвестно куда. Неизвестно куда -- потому, что с этого места ни единой цели увидеть было физически невозможно.

Бог меня уберег -- я не психанул и не наорал на пацанов, первый раз в жизни попавших под огонь. Я ухмыльнулся на все двадцать девять наличных зубов и поинтересовался во всю мощь своих прокуренных легких (иначе не услышали бы):

-- Куда стреляем-то, хлопцы?

Описать их смущение и стыд я не берусь да и не хочу. Этот случай растерянности в бою был единственным на моей памяти в батальоне, устранен был в рабочем порядке, без дисциплинарных санкций, а посему ценен только в качестве контрастной иллюстрации ко всему предыдущему -- и дальнейшему! ... Площадка зенитного автомата No 2 представляла собой капитальное дерево-земляное сооружение в углу железобетонного забора, связанное из толстого березового кругляка и забутованное речной галькой. Наверх, к автомату, вел короткий мостик-пандус. Тут, под пандусом, я и увидел первого своего раненого в этом бою. Есть в зенитных расчетах такая должность (номер) -- мастер орудийного расчета, т. е. главный механик пушки. Вот механика-то у меня и подстрелили. Рядовой Дмитриев сидел на снарядном ящике, а кто-то, чьего лица я не видел, сноровисто бинтовал ему простреленную выше колена ногу. Я тронул парня за плечо:

-- Как оно?

На бледном, несколько напряженном лице солдата не отразилось ни страха, ни боли, ни каких-то других эмоций. На меня он тоже не смотрел -- только губы шевельнулись:

-- Ничего, нормально.

Эх, сколько раз я слышал это самое "ничего"! Извините, ребята, привал не здесь, а через десять километров -- ничего, командир! Ответный огонь открывать запрещено -- ничего, командир! Хлопцы, жратвы сегодня не будет -ничего, командир! В общем, так: ни враг, ни природа, ни какие-либо другие объективные обстоятельства не в состоянии победить Русского Солдата. Одолеть его может только предательство.

-- Промедолом ширнули?

-- Обижаете, товарищ капитан!

Голос, раздавшийся сзади, и впрямь выражал тихую, но обиду. Да, самый длинный в батальоне дядя, сержант контрактной службы Саша Филатов, имел основания обижаться. Если бы вы прошли школу срочной службы в частях ВДВ так называемого "застойного" периода и маленько повоевали в Карабахе, вы бы тоже обиделись. Бывший десантник, бывший водитель-дальнобойщик, бывший камский браконьер и бывший рыбинспектор, неподражаемый рассказчик, длинный и тощий, как складной метр, дядя Саша мог аккуратно сложить в штабель десяток накачанных бойцов разведвзвода, влепить с трехсот метров пулю в мишень размером не больше сковородки и прикурить сигарету от горящей тротиловой шашки.