Как-то мне надо было встретиться с секретарем одного райкома партии. Дорога в село была дальняя, мне незнакомая, поэтому я решил взять с собой капитана Кочкина.
И вот вездеход мчится по степи, ныряет, в лощины и перелески. Сопровождающие нас автоматчики зорко смотрят по сторонам.
- Товарищ майор, - обращается ко мне Кочкин, - давайте заедем во-он в ту деревеньку, - и показывает, в какую.
- Зачем? - интересуюсь я.
- Вдова с двумя детьми там живет, - удовлетворяет мое любопытство капитан. - Мужа на фронте убили...
Кочкин вдруг краснеет, как девушка, и продолжает, оправдываясь:
- Вы не подумайте чего-нибудь такого... Это - порядочная женщина. Помогает нам. Очень гостеприимна. Закусить у нее можно. Я, признаться, целый день не ел.
Решили сделать небольшой крюк: голодным был не только Кочкин, а и все мы...
Водитель и автоматчики остались в машине. Мы с Кочкиным вошли в хату.
Белые, чуть-чуть подсиненные стены источали запах сырого мела. Аккуратно подмазанный пол был посыпан свежим желтым песком. В переднем, "святом" углу висели иконы под искусно вышитым рушником. Такой же рушник был накинут на портрет Сталина, вставленный в новую, еще не успевшую потемнеть рамку. С подоконников глазели нехитрые цветы: огоньки, герани, столетник.
Из боковушки вышла молодая женщина редкой красоты. Я сразу почувствовал, что хозяйка не рада нашему приезду: изменилась в лице, в глаза не смотрит, суетится без дела. Когда она зачем-то вышла, я шепнул Кочкину:
- Ничего похожего на гостеприимство. Волнуется женщина. Может, меня стесняется?
- Я тоже заметил, - забеспокоился капитан. - Что с нею, ума не приложу.
- Попробуйте поговорить наедине, - предложил я и вышел на улицу. Почему-то подумалось, что в доме хозяйки, женщины беззащитной, спрятались бандиты. (Для ночлега и сбора разведывательной информации националисты использовали дома многодетных женщин, мужья которых погибли на войне. Запуганные, голодные, боявшиеся за жизнь своих детей, они вынуждены были оказывать бандитам какую-то помощь.) На всякий случай я приказал одному солдату занять огневую позицию за хатой, другому - не спускать глаз с двери и окон, водителю - вести круговое наблюдение и быть готовым к открытию огня из ручного пулемета, укрепленного на вездеходе.
Вскоре из хаты вышел Кочкин.
- Молчит, словно воды в рот набрала, - развел он руками. - Пойдемте, товарищ майор, она яичницу готовит.
Яичница... Именно она еще больше увеличила мое подозрение. Взяв с собой автоматчика, я с Кочкиным снова вошел в хату и без обиняков нарочито громко заявил хозяйке:
- В народе говорят: береженого бог бережет. Сдается мне, что вы прячете кого-то у себя. Ну-ка, разгребите огонь!
Руки хозяйки опустились. Она побледнела. Я взял стоявшую у печи кочергу и сгреб в сторону пылавшие щепки. Под ним оказался железный лист. Приподняли его. Под ним металлическая крышка люка с кольцом.
- Вылезай - приказал я и постучал кочергой. Через какое-то мгновение крышка откинулась. Показался приклад винтовки с... нашей листовкой.
- Нас двое, мы сдаемся! - послышался голос из-под печи.
- Мы давно хотели сдаться, - заявили бандиты, выбравшись из укрытия. Боялись только...
Позже раскаявшиеся оуновцы собственноручно написали обращение к "лесным братьям", мы издали его в качестве листовки, которая помогла десяткам людей, запутавшихся в сетях националистической пропаганды, обрести свое место в жизни.
Хозяйка рассказала, что убежище под печью устроил ее муж. В нем скрывались партизаны, если немцы внезапно заставали их в деревне, хранились продукты питания, чтобы фашисты не забрали их. Женщина не была бандпособницей. Пришедшие к ней за продуктами националисты знали о тайнике. Завидев машину, они забрались в него и приказали хозяйке для отвода глаз затопить печь, если гости войдут в хату.
* * *
В каждую группу, уходившую на боевое задание, мы обязательно включали коммунистов и комсомольцев. Партийное влияние благотворно сказывалось на боевых делах воинов. Благодаря выдержке, отваге и мужеству они творили чудеса.
По земле шагала осень. Ветер рябил волны озера, неширокого, но длинного. Косматые тучи плыли по грязно-серому небу. Туман цеплялся за кусты и, покачивая рваными лохмотьями, медленно перемещался. Когда забрезжил рассвет, пошел мокрый снег.
В кустах, в засаде, - пятеро бойцов во главе с сержантом Иваном Кирилловичем Чертоком, членом партийного бюро роты. Зябко. Мучительно хочется есть и еще мучительнее - курить. Сержант тщательно проинструктировал подчиненных и рассредоточил их.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу