Андрей Козлов - Тревожная служба

Это счастье!

Вот вы собрались на сход и свободно обсуждаете насущные вопросы своей жизни. Вам не мешают ни помещик, ни кулак, ни стражник, ни староста.

Это счастье!

- Спасибо за объяснение, - проскрипел дед, - но нашему брату мужику этого не понять. Мужицкое счастье - хлебушка вдоволь, скотины полный двор. И землица своя. А вы, русские, нам этого никогда не дадите.

Старик засмеялся - скрипуче, как несмазанная арба. Кое-кто подхватил этот смех. Особенно старались те, что окружали старика.

"А человек-то - подлей некуда! - решил я. - Видимо, верховодит в селе. Вон сколько прихлебателей вокруг него трутся".

И тут встал подполковник Литовчук (до этого он, чуть откинувшись назад, за моей спиной тихонько переговаривался о чем-то с секретарем партийной организации). Спокойно приблизился к толпе, которая тотчас расступилась. Пройдя по живому коридору, Иван Степанович остановился перед стариком. Тот втянул голову, сгорбился и настороженными глазами смотрел на офицера. В наступившей тишине раздался твердый, уверенный и спокойный голос Литовчука:

- Вначале подумалось мне, что ты, дед, безобидный, что от тебя один вред для односельчан - воздух портишь из-за стариковской немощи. А ты, оказывается, не пустобрех! Ты не только воздух - души людей отравляешь. Это ведь ты кричал: "Сыновей в Красную Армию угоняют! Москалей всюду понатыкали. Что им здесь - Расея?" О чьих ты сынах распинался? О своих? Так всем же известно, что в сорок первом ты благословил их на службу вначале в гитлеровскую полицию, а затем - в дивизию СС "Галичина". Им повезло, твоим сыновьям, - живы остались после того, как Красная Армия перемолола "самостийников" в боях под Бродами в сорок четвертом году.

Самое время было им явиться с повинной. А что ты, старик, посоветовал сыновьям? Идти в леса, в шайку бандитов, резать, вешать, расстреливать невинных людей, поджигать дома, посевы, взрывать мосты.

Литовчук достал белоснежный, заботливо выглаженный носовой платок, развернул его, вытер лицо, снова аккуратно его сложил и спрятал в карман. Все это он проделал неторопливо, по-хозяйски.

Дед не шевелился, словно окаменел.

- Вблизи своего логова волк не режет овец, - продолжал Иван Степанович. - Не твои сыновья мост взорвали. Но они хорошо знают - кто! Мой тебе наказ: увидишь отпрысков своих, скажи, чтоб явились с повинной в сельсовет, в любую воинскую часть да других чтоб прихватили - вместе веселее. Скажи, пусть не мешкают, иначе могут опоздать. Дальше. Секретарь вашей партийной организации, председатель сельсовета, заведующие почтой, сберегательной кассой, больницей, магазином, директора школы, маслозавода украинцы. Где ты увидел, дед, русских - "москалей", как ты презрительно выразился? Зачем мутишь народ? С чьего голоса и по чьему заданию поешь? А для чего ты подкинул "вопросик" о счастье? Я скажу - для чего! Ты хотел не только сорвать сход, увести его в сторону от строительства моста, а и опорочить все советское, в душу односельчанам плюнуть.

Не удалась тебе твоя затея, дед! Никто не верит байкам националистов, которым ты служишь верой и правдой. Наторевшие на обмане, на двурушничестве и подлости, они до того изолгались, что у них уже не осталось и двух правдивых слов, которые бы можно было связать вместе! Ты хорошо видишь, дед. Но ты - слепец! Задыхаясь от злобы, ты проглядел, что вокруг все давным-давно изменилось. Ты все талдычишь о старом, а его уже нет, оно лопнуло как мыльный пузырь, и ветер разогнал оставленный им смрад. Воистину сказано: "Сова никогда не видит солнца, поэтому думает, что над сопками всегда ночь". Но вернемся к тому, с чего, как говорится, разгорелся сыр-бор.

Иван Степанович посмотрел на меня, чуть заметно мигнул и продолжал:

- За столом сидит командир полка войск МГБ. Я - его заместитель по политической части. Мы уже были на месте взорванного моста. Читали и "плакат". Завтра в село придут наши солдаты. Они проверят, заминированы ли берега, и построят добротный мост, который очень нужен и вам, дорогие товарищи, - Литовчук обвел взглядом собравшихся, - и жителям окрестных сел, особенно сейчас, когда вот-вот начнется уборка урожая.

Я почувствовал, как легко вздохнули мужчины и женщины, увидел, как улыбка радости тронула их лица. Правда, все тотчас убрали ее.

"Люди еще боятся открыто выражать свои чувства. Как их запугали!" подумал я.

- А ты, дед, - голос Литовчука стал стальным, - передай сыновьям, те пусть передадут "лесным", "зеленым" или каким там еще братьям: мы не позволим взорвать этот мост! - Иван Степанович помолчал и, рубанув рукой воздух, повторил с расстановкой: - Не-поз-во-лим!