Андрей Козлов - Тревожная служба

- Ребята, и почему это плохие прогнозы сбываются чаще, чем хорошие?

- Девушки с метеостанций на фронт ушли, - спокойно ответил Михайлов, а вместо них сварливых старух посадили. А ты считаешь - отчего?

Подумаешь сейчас, ну что смешного сказал человек? А тогда, когда мы шли по ненадежному льду, готовые к любым неожиданностям, Михайлов рассмешил нас. И легче нам стало. Жен вспомнили, невест. Смелее пошли вперед...

Позади остались тридцать километров. К утру мы достигли восточного берега.

На первый взгляд, в Кобоне ничто не напоминало о войне. Избы рыбаков стояли со снежными шапками на крышах. В небо поднимались столбы дыма. Дразняще пахло свежим хлебом и жареной картошкой. Навстречу нам шла статная красивая женщина с коромыслом на плече.

И вдруг все изменилось. В небе загудели фашистские самолеты. Они так неистово бомбили мирную и беззащитную рыбацкую деревушку, словно ее гибель означала для них победный конец войны. К счастью, бомбардировка не причинила никакого вреда.

Бойцы пограничной заставы встретили нас радушно. Накормили, напоили горячим чаем. Расспросам не было конца.

Начальнику заставы я сообщил о том, что он оперативно подчинен командованию 8-го погранотряда, рассказал обстановку, поставил задачу, установил сигналы взаимодействия и способы обмена оперативной информацией, выслушал его просьбы.

От Кобоны наш путь лежал по Ново-Ладожскому каналу на заставу в Лаврово. Разыгралась вьюга. С одной стороны, это радовало: нам удалось незамеченными для противника выйти на рубеж, который застава занимала в боевых порядках 54-й армии, с другой - огорчало. Вьюга - предвестник оттепели, а для льда, способного выдержать автомашины, были нужны морозы.

Бойцы заставы в Лаврове находились в окопах. От ветра лица их потемнели, губы потрескались, с виду все были усталые, но только с виду. Пограничники наперебой рассказывали нам, как они воюют, и глаза их загорались, румянились щеки.

- День и ночь сидим в земле. Бомбежка и артобстрел почти не прекращаются, - доложил начальник заставы. - Но мы к этому привыкли. - Он помолчал и, немного смутившись, добавил: - Это здорово, что вы пришли. Знаете, на душе легче стало, честное слово! Кругом свои, это точно. Но - не пограничники. Я думаю, вы меня понимаете?

Я его понимал.

Артиллерийская канонада не смолкала. Соседнее село горело. Всюду виднелись воронки от бомбежек.

Снаряды стали ложиться ближе.

- Не будем вводить судьбу во искушение, - заметил начальник заставы. В траншее спокойнее.

Только мы спрыгнули в укрытие, неподалеку разорвался снаряд, подняв в воздух фонтан мерзлой земли и снега. Завизжали осколки. Следом ударило еще два снаряда.

- Во дает, гад! - не стерпел красноармеец Михайлов. - У нас на том берегу, пожалуй, лучше. Там немец бьет в основном из минометов, и, пока мина воет в воздухе, можно и до блиндажа добежать, а здесь снаряд ударит - и одуматься не успеешь.

- Да, - соглашаюсь, - нас леса выручают. Там требуется навесная траектория, вот противник и применяет минометы, а здесь, на открытой местности, бьет из пушек. А мы потчуем немцев и тем и другим.

- Это точно! - улыбнулся Михайлов.

Словом, для сравнения с западным довелось нам побывать под огнем и на восточном берегу.

Установив связь с заставами и КПП, мы благополучно вернулись обратно.

Две группы пограничников прошли из Коккорева в Кобону и обратно. На схему были нанесены две трассы: одна севернее Зеленцов, другая - южнее. Выдержит ли лед автомашины? Ведь отряду надо было поддерживать постоянную связь между западным и восточным берегами, а главное - помогать Ленинграду. Чтобы ответить на этот вопрос и попутно решить специальную боевую задачу, в Кобону на трех грузовых автомашинах отправились сорок пять пограничников-добровольцев во главе с помощником начальника политотдела отряда по комсомольской работе политруком Георгием Петровичем Сечкиным (ныне генерал-майор, заместитель начальника войск пограничного округа).

Выбор на политрука Сечкина пал не случайно. Небольшого роста, энергичный, этот человек в самую трудную минуту оказывался именно там, где было надо, успевал вовремя подставить плечо. Его любили. С ним охотно шли в разведку, на выполнение самой рискованной задачи. Г. П. Сечкин отличился во время тяжелых боев под Мгой и Шлиссельбургом, за что был награжден орденом Красного Знамени.

До берега оставалось километров пятнадцать, когда машина вместе с людьми провалилась под лед и затонула. Политрук Сечкин и бойцы, находившиеся на двух других машинах, мгновенно выпрыгнули на лед и бросились к месту гибели товарищей. Но спасать было некого. Несколько минут пограничники в скорбном молчании стояли у края полыньи, надеясь, что хоть кто-нибудь появится на поверхности, но надежды были напрасны.