Феликс Козловский - 'Третий' выходит на связь

"Не дойдет, - подумала Катя. - Надо попросить коня".

Она подтащила раненого к черной, косматой ели.

- Полежи пару минут, я попрошу лошадь. Только не уходи, иначе я тебя не найду.

- Хорошо, - хрипло ответил Тарновский. - Не бойся, я буду ждать.

Катя поспешила в голову колонны.

Вдруг позади послышался какой-то шум. Катя остановилась, а затем спотыкаясь в темноте, побежала туда, где оставила Тарновского.

Послышалась команда: "По местам!"

Через несколько минут колонна двинулась, меняя направление. Катя остановилась, пропуская людей.

- Взяли гада! - услышала она злой возглас, за которым последовали ругательства.

- Взяли! Взяли!.. - повторил кто-то рядом.

- Кого взяли? - спросила Катя.

- Пленный партизаном прикидывался, а сам немецкому самолету сигналы фонариком подавал. И кто бы мог подумать?!

По голосу Катя узнала командира разведгруппы Бокарева.

- Иван, это я, Катя! Что ты такое говоришь?

- Невиновская?

- Она самая. Так что случилось?

- Скоро узнаешь, - зло ответил Бокарев.

Наступил рассвет. Был отдан приказ о двухчасовом отдыхе, послана разведка.

Бойцы спали, привалившись друг к другу, сморенные усталостью. Катя помогала врачу менять повязки у раненых. Они лежали на носилках, сделанных из срубленных палок, шинелей, курток, кусков брезента - из всего, что было под руками.

Партизанские командиры ожидали разведчиков. Те вскоре начали прибывать: немцев вблизи не было. Поступили донесения и от дальних постов: противник движется по установленным маршрутам с востока на запад, как и предусмотрено планом блокады.

Теперь Куневича тревожило только одно: разглядели ли с "рамы" сигнал, узнали ли немцы, что партизаны перебрасывают основные силы, чтобы разгромить заслон возле деревни Залесье. Неужели тот, кто назвался Тарновским, и вправду немецкий лазутчик?

Штаб бригады остановился на лесной опушке, за густыми зарослями орешника. Туда и привел на допрос Тарновского Бокарев.

Кроме Куневича под вывороченной елью, кутаясь в плащ-палатки, сидели комиссар Бабенко, начальник штаба Капустин и начальник особого отдела бригады Ковалев.

Руки у Тарновского были связаны, лицо бледное. Куневич приказал развязать его, предложил сесть.

Тарновский вздохнул, размял затекшие руки и тяжело опустился на жухлую траву.

- Расскажите, что произошло.

- А что рассказывать? - сдавленным голосом произнес Тарновский. - Шел с медсестрой Катей. Потом она оставила меня, пошла искать лошадь. Я уже не мог идти, никаких сил... Ноги как ватные, и голова кружится, кружится... Я лег, ударился головой о какой-то сук, потерял сознание. Очнулся - в руке фонарик немецкий, и Бокарев... Он меня, видно, ногой ударил, потому что я снова куда-то провалился. Вот и все. Связали, потащили...

- Выходит, что вы даже не имеете представления о том, что случилось?

- Никакого. - Тарновский покачал головой.

- Можно мне задать вопрос, Семен Сергеевич? - спросил комиссар.

Комбриг кивнул.

- Что вы скажете, Тарновский, относительно дошедших до нас сведений о том, что возле Бобруйска захоронены все три члена экипажа самолета "ПО-2"?

"Это уж прямо в лоб", - подумал комбриг и взглянул на Бабенко. Комиссар сидел нахмурившись, круто сдвинув брови.

- Ничего. Могу еще раз заявить, что третий член экипажа - перед вами.

- Бокарев, - сказал комбриг, - тебе слово.

- Мне, товарищ комбриг, эта "рама" все время покоя не давала. Больно уж назойливо зудела, словно сигнала ждала. А потом из-под елки свет блеснул. Вы ведь знаете: в походе курить запретили, а тут... Ну, я туда. А он лежит, гад, и фонариком в небо светит. А самолет прямо над нами: вз-з-з-з... вз-з-з-з... Усек!

- Это ваш фонарь? - Комбриг вытащил из сумки немецкий фонарь-трехцветку.

- Нет, - растерянно произнес Тарновский. - У меня никогда не было такого. Все, что я имел, у меня забрали при обыске. Откуда я мог бы взять фонарик?

- Мог бы, - жестко сказал Бокарев. - Черт тебя знает, где, но немцам ты сигнал подал. Теперь они нас под Залесьем встретят - будь здоров!

- Я ничего не знаю, - покачал головой Тарновский. - Вы можете меня расстрелять, но я больше ничего не знаю. Это какая-то провокация.

Бледное лицо его покрылось испариной, он задыхался.

- Дайте воды, - сказал Куневич, - ему плохо.

Бокарев плеснул из своей фляги воды в кружку и подал Тарновскому. Тот выпил несколько глотков.

- Где Катя?

- С Невиновской ничего не случилось, вы ее скоро увидите, - ответил Куневич. Посмотрел Тарновскому в глаза, не нашел там ни раскаяния, ни страха, а только смертельную усталость и недоумение, добавил: - Ладно, уведите его. Поставьте охрану.