Денис Давыдов: Стихи и проза

Юный Денис Давыдов вращался в этой среде обиженных и недовольных и целиком разделял их негодование и их надежды.

Отца Давыдова постигла судьба, характерная для многих заслуженных офицеров, пострадавших при Павле. Он оказался замешанным в дело, которому власти придали значение политическое, и был осужден (очевидно, с умыслом и несправедливо) в связи с хищениями, обнаруженными в его полку. Имение его было взято в казну, и семья впала в нищету. Естественно, что в связи со всеми этими происшествиями и юный Денис ощущал себя жертвой «тирана» и с ненавистью относился к «гатчинцам», к «пруссачеству».

В ночь на 12 марта 1801 года заговорщики-офицеры задушили Павла I. Денис Давыдов по молодости лет не имел прямого отношения к заговору, но вскоре же дружески сблизился с некоторыми из его участников.

Устранение тирана вызвало в дворянской среде общее воодушевление, пробудило новые надежды. Молодежь, предпочитавшая таиться по поместьям, потянулась в столицу. Вместе с другими появился в Петербурге и Денис Давыдов. Осенью 1801 года он не без труда добился зачисления в самый блестящий полк конной гвардии — Кавалергардский.

Однако дворцовый переворот обманул надежды многих. Новый царь, Александр I, щедро раздавал обещания, но не спешил выполнить их. К тому же, как и его отец, он оказался ревностным поклонником «прусской системы». Один из современников, вспоминая начало царствования Александра, писал: «Нельзя сказать, чтоб и тогда были довольны настоящим порядком дел… Порицания проявлялись в рукописных стихотворениях. Самое сильное из этих стихотворений было „Орлица, Турухтан и Тетерев“…»

Эта притча, сохранившаяся во многих современных списках и, следовательно, имевшая широкое хождение, с большими основаниями считается принадлежащей перу Дениса Давыдова. В ней нашли отражение и благодарные воспоминания о «златом веке» Екатерины (Орлица), и яростное негодование на тиранию Павла (Турухтан), и обманутые надежды на возвращение «златого века» при Александре (Тетерев). Новый царь был задет в стихотворении в очень обидных выражениях. Вывод, к которому пришел поэт, был достаточно решительным: лучше всего «не выбирать в цари ни злых, ни добрых петухов».

Столь же откровенными были политические басни молодого Давыдова — «Голова и Ноги» и «Река и Зеркало», тоже широко распространявшиеся подпольно (напечатаны они были только в 1869 и 1872 годах, и то с цензурными урезками и переправками). Они долго служили целям политической пропаганды. Басню «Голова и Ноги» декабристы называли в числе других вольных сочинений, «дышащих свободой» и «способствовавших развитию либеральных понятий». Здесь, в частности, содержится недвусмысленное предупреждение Александру I, что можно, в случае чего, «его величество об камень расшибить».

Сатирические произведения шустрого кавалергардского офицера (очевидно, из них известны нам не все), ходившие по рукам, конечно, дошли и до высшего начальства — и автору сильно «мыли голову». После соответствующих внушений в сентябре 1804 года его удалили из гвардии, из столицы, и послали служить в глухое захолустье, в армейский гусарский полк. И хотя вскоре (в середине 1806 года), благодаря хлопотам влиятельных друзей, Давыдова вернули в гвардию, военная карьера его в самом начале была подорвана.

С тех пор к нему плотно пристала репутация человека дерзкого и неблагонадежного. И таковым он навсегда остался в мнении высшего начальства. Знающие люди утверждали, что причиной настороженного отношения властей к офицеру, так выдвинувшемуся в Отечественную войну, было «впечатление, сделанное им в его молодости».

Встряска, которую Давыдов пережил в 1804 году, научила его известной осторожности, и с открытым политическим вольномыслием, так отчетливо проявившимся в его ранних стихах, он простился. После окончания Отечественной войны он тесно общался с некоторыми учредителями и активными участниками декабристского подполья, но от вступления в тайное общество уклонился и даже спорил с будущими декабристами по вопросам их революционной программы и тактики.

Но он был человеком честным, благородным и просвещенным, и отказ от революционного действия уживался в нем с искренним и горячим осуждением вопиющих беззаконий самовластия и крепостничества. Давыдов любил и уважал русского солдата и потому был смертельным врагом аракчеевщины, этой тупой и жестокой полицейской силы, камнем навалившейся на Россию.