Сергей Галицкий: Из смерти в жизнь… Главная награда

Слушая его ответ, я в то же время старался скребком содрать грязь с сапог. Наклонился — и тут меня повело. Что-то не так… В предбаннике штаба, пока раздевался, столкнулся с «доком». «Что-то вид у тебя не очень. Глаза, как у кролика. Как себя чувствуешь?». — «Спасибо, хреново». — «Ещё бы не хреново: тридцать девять и четыре!» — констатировал он через пять минут, измерив температуру.

В штабе чисто и натоплено. Я же, напялив на себя всё, что можно, и укрывшись одеялом, трясся всем телом от холода и громко стучал зубами. Через пятнадцать минут, наоборот, мне становилось жарко, градом катил пот, и хотелось раздеться. Док принёс трёхлитровую банку какого-то пойла на основе чая, аскорбинки и ещё какой-то гадости и велел пить. А что мне оставалось?..

В каком-то полузабытье я всё-таки про себя отметил, что сапёры третий час не могут справиться с камнем. «Это уже не сапёры, — просветил меня писарь, — это «духи» обстреливают». — «Из чего?!». — «Да никак не поймём, вроде мины, а крыльчатки нет».

«Духи» и есть «духи», что с них взять», — вяло подумал я и снова впал в полузабытье. Мозг урывками фиксировал изменения вокруг: стемнело, приехал комбат, зовут ужинать, не хочется… Я очередной раз приложился к банке и зарылся с головой под одеяло: опять начинал бить озноб.

Проснулся посреди ночи. Жутко не хотелось вылезать из постели, но терпеть было уже невмоготу. Одел тулуп, валенки и потрусил по вымощенной камнями дорожке до «заведения». Подморозило. Ни ветерка и звёзды громадные. Только пристроился — над головой свист, и тут же разрывы внутри заставы!.. С секундной паузой ещё три или четыре… Да что же это такое!? Не дай Бог меня здесь накроет, позорище… У нас тут яма для стрельбы стоя с лошади, наполовину заполненная.

За дувалом слышу гвалт и ругань. И зарево какое-то. Наконец закончив, потрусил обратно. Застава внутри горит. Красиво так! Горят дорожки, крыши, деревья, глиняные стены, грязь и даже снег. По всей заставе горел фосфор, разбросанный щедрой, но не доброй рукой. А по-настоящему горел только штаб. Все его обитатели во главе с комбатом скачут в неглиже вокруг и орут благим матом на общую тему: «Пожар! Спасай добро!». У комбата в руках почему-то моя банка. Я ещё туго соображал, поэтому остановился и смотрел на эту вакханалию со стороны. Вдруг все прекратили гвалт и с изумлением уставились на меня. Общее мнение выразил комбат: — «Ну, ты, Васильич, даёшь! Снаряд же попал тебе в кровать! Я тебя уже грешным делом… Как успел выскочить? Да ещё и одеться!..». — «Так усиленные тренировки и умище…».

Договорить мне не дали. Комбат запустил в меня моей же банкой и бросился спасать, что уцелело.

Когда удалось выбросить через окно весь фосфор, горящие постели и погасить пламя, увидели, что произошло. Три снаряда попали в нежилые постройки и на землю, а один — в дувал, к которому был пристроен штаб. Рикошетом от него снаряд пробил крышу, сделанную из снарядных ящиков и двадцатисантиметрового слоя глины, и влетел мне в кровать. Так что почти всё железо оказалось в ней. Кроме взрывателя. Он каким-то чудом оказался под подушкой у комбата — его кровать рядом. Хотя было 13 февраля, нам всем и особенно мне в ту ночь несказанно повезло: ни до, ни после этого случая я по нужде ночью не вставал, да нужно же было встать именно в эти три минуты!.. Вот тогда-то впервые прозвучали слова — реактивные снаряды…

«По вам работала реактивная установка. Найти и захватить! Кто захватит, представлю к «Герою». Иначе комбат и вы, начальник штаба, пойдёте под трибунал». Комдив, генерал Ярыгин, был лаконичен до безобразия. Нет, он ещё добавил, что мы бездельники, что «духи» у нас под носом табунами ходят и что если хотя бы один снаряд, не дай Боже, попадёт на аэродром… Но это уже детали.

Сидим с комбатом, Очеретяным Геннадием Васильевичем, морщим репы. Что это за такая реактивная установка? Маленькая «катюша», что ли? Как она выглядит, какие характеристики, откуда взялась и, самое главное, где её искать?

Что ещё жутко нам обоим не понравилось — так это та точность, с которой работала установка. С дальности никак не меньше двенадцати километров она умудрилась положить четыре снаряда в квадрат тридцать на тридцать метров. Рядом жилой кишлак, дувалы царандоя (афганская армия. — Ред.) и ХАДовцев (афганская контрразведка. — Ред.), но туда почему-то не попал ни один снаряд! Это не похоже на работу малограмотных «душков». Работал специалист.

Однако мы не угадали. Нет, не в смысле «специалист», а в смысле «работал» в прошедшем времени. По причине экстренной ликвидации последствий ночного пожара сидели мы с комбатом во дворе на солнышке и разговаривали, завернувшись в тулупы. Он был под впечатлением разговора с комдивом, а я потихоньку отходил от вчерашнего. Тихо, спокойно, солнышко пригревает. Застава занималась повседневными делами. Прямо перед нами метрах в двадцати часовой бродил по дувалу, переходя от одной башни к другой. Вдруг знакомый уже короткий свист, грохот, пламя, дым и столб пыли. Когда пыль осела, башни как ни бывало. Просто как корова языком слизала…