В преломлении концепции Освенцимского музея это выглядело примерно так: «Дорогие посетители, вы находитесь в самом чудовищном из существовавших при нацизме концентрационных лагерей… Здесь сидели многие десятки тысяч польских патриотов. Как всем хорошо известно, мы, поляки, мужественно и героически боролись с эсэсовцами и тяжко за это страдали… — Что-что, евреи? Да-да, евреи здесь тоже были, да, правда, миллион или больше, да, правда, их тоже обижали, да, часто, но все же главные жертвы и главные герои — это мы, поляки!»
…В результате из нескольких десятков закладок, спрятанных «зондеркоммандо» в пепле и земле вокруг крематориев, были обнаружены и стали достоянием истории и историков всего восемь.
И две из них — рукописи Залмана Градовского [66] Сколько всего схронов заложил Градовский в аушвицкий грунт, мы не знаем и не узнаем уже никогда.
.
Расскажем о них подробнее — и о том, как их нашли, и о том, что с ними сталось, и о том, какая архивная и какая издательская судьба выпала этим слизанным временем и силезскими дождями свидетельствам — центральным, если задуматься, документам в истории Холокоста [67] Интересно, что рукописи Градовского были обнародованы в той же очередности, что и были написаны и найдены.
.
«Дорогой находчик, ищите везде!..» — взывал к потомкам Залман Градовский. Но первый же из находчиков его рукописей в точности знал, где надо искать, — и нашел! Им был Шломо Драгон, бывший узник Аушвица (№ 80359) и товарищ Градовского по «зондеркоммандо». 18 января 1945 года, во время массовой эвакуации лагеря («марша смерти»), ему удалось уцелеть, бежав из колонны в районе Пшины. В конце января он вернулся в Польшу — сначала в свой родной Журомин под Варшавой, а оттуда — в свой бывший концлагерь и находился в нем все время, пока там работала советская ЧГК. 5 марта 1945 года во время раскопок — в точности там, где их предвидел Градовский! — в одной из ям с пеплом возле крематория IV в Биркенау он и обнаружил схрон Градовского [68] Ср. с позднейшим интервью, взятым у Ш. Драгона Г. Грайфом, историографом «зондеркоммандо»: «Залман Градовский из Гродно расспрашивал различных членов «зондеркоммандо», работавших на разных участках, и вел записи о людях, которых отравили газами и сожгли. Эти записи он закапывал возле крематория III. Я откопал эти записи сразу после освобождения и передал их советской комиссии… Комиссия забрала все материалы в Советский Союз. Я знаю, что там лежат еще и другие схроны с дневниками и рукописями погибших. Искать их надо напротив печей крематория. Точное место назвать не могу, так как после взрыва крематория местность изменилась» (Greif, 1999, S. 167),
.
Раскопки велись в присутствии представителей ЧГК — полковника Попова [69] По другим сведениям — военного следователя, капитана юстиции.
и эксперта по уголовным делам Н. Герасимова. Попову Ш. Драгон и передал свою находку [70] Об этом сообщается в материалах процесса против Хесса, бывшего коменданта концлагеря Аушвиц (АРМАВ, Нoss-Prozess. Bd.l 1. Bl.l 13).
— обернутую резиной алюминиевую немецкую полевую фляжку с широким горлом (по-польски — «менажку»). Передача и осмотр фляги были запротоколированы [71] ВММ МО РФ. № 21427. Соответствующий протокол осмотра фляги, обнаруженной при раскопке пепла в районе крематория III, составили и подписали военный следователь, капитан юстиции Попов и двое понятых — Мищенко и Штейнберг.
. Протокол же гласит:
«При осмотре установлено:
Фляга алюминиевая широкогорлая, немецкого образца, длиной 18 см, шириной 10 см. Горлышко в диаметре 5 см. Фляга закрыта алюминиевой завинчивающейся крышкой, внутри которой имеется резиновая прокладка. На одном боку фляга имеет вмятину и небольшое отверстие, через которое во фляге виден сверток бумаги.
При открытии фляги через горлышко извлечь содержимое не представилось возможным. С целью извлечения содержимого фляга была рассечена и содержимое извлечено.
При осмотре содержимого выявлено: записная книжка размером 14,5x10 см, в которой на 81 листах имеются записи на еврейском языке. Часть книжки оказалась подмоченной. В книжку вложено письмо на еврейском языке на двух листах. Книжка и письмо завернуты в два чистых листа бумаги. В чем и составлен протокол».
Итак, первая весть от Залмана Градовского! Его записная книжка с вложенным в нее письмом, плотно закатанная в широкогорлую, но все же очень узкую солдатскую флягу, немного поврежденную, вероятнее всего, лопатой самого Ш. Драгона. Текст на идиш, по его же свидетельству, был немедленно переведен бывшим узником Аушвица д-ром Яковом Гордоном [72] Greif. 1999. S. 167. См. об этом ниже.
.
Читать дальше