Лена Ленина - Stars

– Как Вас называли родители?

– Мама всегда звала: «Юрочка, обедать!»

– Прекрасное прозвище! Имели ли Ваши родители сами какое-то отношение к музыке?

– Нет, не имели. Моя мама с музыкальной точки зрения совершенно бесталанна, она работала инженером в строительной организации. Папа был художником-оформителем, графиком. Бабушка замечательно играла вальсы и говорила на французском языке. Она была преподавателем французского, и очевидно, от нее, через поколение, мне передалась музыкальность. Дедушку я никогда не видел.

– Каким ребенком Вы были в школе?

– Я никогда не был первым и авторитетным, но никогда не был последним. Я был где-то в середине, достаточно оригинальным, душой компании, очень много смеялся. Я помню свой первый музыкальный прорыв во втором классе общеобразовательной школы. Учительница музыки в конце урока разрешала мне садиться за пианино и пять минут играть для всего класса. Я играл простые вещи, но для меня это было здорово.

– А когда Вы поняли, что можете слагать из звуков песни?

– Где-то во втором классе, в десять лет я уже начал сочинять. Это были не песни, а какие-то наборы, сочетания аккордов. Я же не учился играть на пианино, я учился играть на виолончели, потом играл на кларнете. Фортепиано было обязательным со второго или третьего класса, но я все время недоучивался, потом перешел на барабаны. Меня все время отчисляли за непосещение остальных предметов. Но самый поразительный предмет в моей жизни, который я ни разу не посетил, это был урок химии. Вернее, я был всего лишь на одном занятии в школе, и меня собирались отчислять. Но я так замечательно сдал экзамен в 8-м классе! Я зашел в кабинет математики и увидел отличный букет, я его схватил и с ним сразу пошел к химичке. Она мне сразу поставила зачет, и таким образом я свою тройку получил.

– Сегодня, чтобы разместить песню на радио, Вы также носите цветы программным директорам?

– Цветы программным директорам мы, конечно, не носим, но в ресторан приглашаем, чтобы добавить большей значимости событию. Вообще, в шоу-бизнесе существуют негласные правила. Но мы с Евой никогда не давали взяток, нас все уважают, мы сами пишем наши песни и сами их исполняем, сами записываем, сами себя продюсируем, и поэтому нам не нужно делать что-то подобное.

– У вас же был раньше продюсер. Как вам удалось попасть в эту ловушку и выйти из нее? Ведь там рубль – вход, а выход – два.

– Знаете, когда нам с Евой дали контракт, он был где-то на двенадцати листах. Мы его начали читать, и на восьмом листе я сломался и перестал понимать, что за опоздание на концерт – штраф, в случае невыплаты штрафа – каждый последующий день 0,005 % и т. п. Я понял, что нам нечего сходить с ума, мы переглянулись, и я спросил, будем ли мы его подписывать. Ева не решалась, но так как нам нечего было терять, мы его подписали. На самом деле у нас был самый замечательный в мире контракт, мы сразу же получали в деньгах половину от того, что зарабатывалось. Этого не было ни у кого, потому что мы сами создавали свою продукцию, и Женя Орлов не утруждался, чтобы делать нам песни, он знал, что все уже готово. У него был еще один партнер, он, наверное, еще с ним делился. Нам нужно было переехать из Петербурга в Москву, снять клип, поставить его в эфир, и чтобы само все разошлось, поэтому для нас это был очень хороший ход.

– Кстати, как заметил мой водитель, вы с Евой до сих пор передвигаетесь на машинах с питерскими номерами.

– Это принципиальный поступок. Нам удобнее в Питере зарегистрировать автомобиль и потом перегнать его в Москву. Хотя Ева скоро получит московскую прописку. Ева Леонидовна скоро въезжает в роскошный дом, только люстру подвесит, – веселился Юра.

– Как вам удалось выйти из продюсерской кабалы? – не унималась я.

– Может быть, если бы на нас никто не давил, мы бы так и работали дальше. Когда происходит определенное давление, непонимание со стороны продюсера, у него с артистом возникают разногласия. Мы интуитивно понимали, что для того, чтобы нам писать новые песни, продолжать быть популярными и успешными, нам нужно делать определенные вещи, в которые мы верим, но в которые не всегда верят продюсеры. У нас с продюсером не получилось полного контакта, и мы чувствовали, что он нас тянет назад. Он портил всю картину.

Ему казалось, что так все хорошо, но мы были уверены, что надо все делать иначе. Для нас это был вопрос жизни и смерти, если бы мы продолжали быть под продюсером, мы бы давно погибли, мы бы делали неправильные песни, и получалась бы просто ерунда.