Елена Скляренко - Мераб Мамардашвили за 90 минут

Относительно свободной от идеологии оставалась только логика. На кафедре логики и начали собираться все, кто хотел заниматься философией серьезно. «Логическое и историческое в «Капитале» Маркса», «Диалектика «Капитала»», «Абстрактное и конкретное в «Капитале»» — это были темы, которые на идеологически допустимом материале позволяли иметь дело с реальными проблемами мышления и познания. С 49-го года работали над логикой «Капитала» Зиновьев и Грушин, в 52-м к ним присоединился Щедровицкий, в 53-м блистательно защитил свою диссертацию «Диалектика абстрактного и конкретного в «Капитале»» Эвальд Ильенков. В одиночестве, зная только о работе Ильенкова и категорически с ним не соглашаясь, писал дипломную работу «О проблеме исторического и логического в «Капитале»» Мераб Мамардашвили.

А в марте 53-го умер Сталин. Наступил какой-то смутный период: быстро арестовали и расстреляли Берию, в верхах началась дележка власти, и идеологический контроль потерял свои четкие формы — ждали перемен.

* * *

Факультет оживал. Выяснилось, что и в тяжелые послевоенные годы, тайно или явно, философская работа не прекращалась, и «Капитал» Маркса был ее питательным бульоном. К 54-му году на факультете окончательно оформились две самостоятельные исследовательские группы: «гносеологов», во главе с Эвальдом Ильенковым, и «диалектических станковистов» («диастанкуров»), лидером которых был Александр Зиновьев.

Гегельянцы-«гносеологи» провозглашали принцип тождества бытия и мышления, «диалектические станковисты» этот принцип отрицали.

Отношения между группами вне теоретических дискуссий были самыми дружескими: устраивали вечеринки на квартире у Ильенкова, толпой бродили по улицам, спорили о Гегеле, обсуждали «Тезисы гносеологизма», которым было суждено стать легендарными и которые немало крови попортили потом своим создателям, Ильенкову и Коровикову.

«… В своей чистоте и абстрактности законы диалектики могут быть исследованы и вычленены лишь философией, как логические категории, как законы диалектического мышления. Лишь делая своим предметом теоретическое мышление, процесс познания, философия включает в свое рассмотрение и наиболее общие характеристики бытия, а не наоборот, как это часто изображают. Философия и есть наука о научном мышлении, о его законах и формах. Предмет философии — познание, а не мир».

«Тезисы» обсуждали все, от первокурсников до аспирантов: это был манифест новой, живой философии, философии молодых. Факультет бурлил — такого здесь не бывало давно. Профессура просто испугалась: трудно так просто вычеркнуть из памяти ужас прошедших десятилетий и привычное «все — за!», а тут крики, споры, бесконечные сходки. Обсуждение «Тезисов» попытались свернуть, от греха подальше. Не тут-то было — молодежь объединилась, забыв теоретические разногласия. Смыслом

происходящего стало столкновение старого способа жизни с новым. «Если бы Маркс был жив, он бы к своим 11 тезисам добавил 12-й: раньше буржуазные философы объясняли мир, а советские философы не делают даже этого», — под хохот зала завершил одно из заседаний Зиновьев (11-й из тезисов Маркса о Фейербахе гласит: «До сих пор философы лишь различным образом объясняли мир, наша задача — изменить его»).

После «дискуссии гносеологов» окончательно определился состав «диастанкуров»: к Зиновьеву, Грушину и Щедровицкому присоединился Мераб Мамардашвили — для него эта дружба стала «первым выходом из внутренней эмиграции».

«Диалектическим станковизмом» прозвал новое объединение Зиновьев. (Есть у Ильфа и Петрова в «Золотом теленке» эпизод, пародирующий становление «нового искусства»: четыре художника основали группу «Диалектический станковист» и писали портреты ответственных работников, сбывая их в местный музей. Кризис жанра наступил, когда число незарисованных ответработников приблизилось к нулю. «Бросьте свои масляные краски, — посоветовал незадачливым станковистам Остап. — Переходите на мозаику из гаек, костылей и винтиков. Портрет из гаек! Замечательная идея!»)