Владимир Львов - Альберт Эйнштейн

— Я охотно написал бы вам рекомендательное письмо в Прусское министерство просвещения. Но это ни к чему не приведет.

— Почему?

— Потому, что я дал уже очень много рекомендаций. — Потом добавил тише, с усмешкой: — Они антисемиты.

Он на минуту задумался, шагая взад-вперед по комнате.

— То, что вы физик, упрощает дело. Я напишу несколько слов профессору Планку. Его рекомендация значит больше, чем моя. Так будет лучше всего!

Он стал искать бумагу для писем, которая лежала тут же перед ним — на письменном столе. Я слишком оробел, чтобы указать ему на это. Наконец он нашел бумагу и набросал несколько слов.

…Я попрощался. Такова была моя первая и на ближайшие 16 лет единственная встреча с Эйнштейном. Я убедился в простой истине: подлинное величие и подлинное благородство всегда идут рядом…»

Его здоровье было расстроено, и материальное существование внезапно оказалось перед катастрофой. Инфляция и обесценение марки — коробка спичек дошла до тысячи, а затем и до миллиона марок — ударили прежде всего по тем, у кого не было даже клочка земли под огород. К их числу принадлежал Эйнштейн. Он думал о своей семье — в 1919 году, после развода с Милевой Марич, он женился на Эльзе Эйнштейн. У Эльзы были дочери. Он заботился и о двух своих сыновьях, старший из которых уже кончал гимназию в Цюрихе… Университеты и академии многих стран наперебой приглашали его хотя бы на краткий срок. Издательства запрашивали о возможности издания лекций и докладов. После раздумья он принял решение. Он совершит поездку по этим новым для него городам и странам. Он посетит также и те места, с которыми был связан в юности. Но он не покинет навсегда Германию, как это советуют ему иные доброжелатели, не расстанется с ее наукой, с ее культурным очагом…

— Я останусь с вами, пока есть малейшая возможность, — сказал он Планку, выразившему беспокойство по поводу распространившихся слухов об отъезде Эйнштейна навечно из Германии. — Думаю, впрочем, что мне удастся пробыть здесь не больше десяти лет!

Планк удивился и принялся доказывать, что Вей-ланд и другие — ничтожное меньшинство немецкого общества, грязная пена эпохи поражения и национального кризиса.

— Я знаю, что это так, и именно потому остаюсь с германским народом. Передайте это членам академии…

Планк молча пожал ему руку.

Эренфест ждал его в Лейдене. Они с Альбертом были теперь на «ты», и в одном из писем, полученных от Альберта, Эренфест прочитал строки, которые не так-то легко было исторгнуть из замкнутой души друга: «Ты знаешь, как трудно мне приходится порой в человеческих отношениях. Знай же, что в твоей дружбе я нуждаюсь больше, чем ты в моей!..»

Лейденский университет теперь, когда Эренфест сменил в нем состарившегося Лоренца, стал одним из мозговых центров европейской теоретический физики. Этим он был обязан, конечно, кипению эренфестовской мысли, его умению продираться вместе со своими слушателями сквозь чащу самых сложных и самых противоречивых вопросов физики. Это требовало стремительных поворотов мысли и шло иногда в ущерб логической стройности изложения. «Природа не всегда повинуется законам школьной логики, — замечал по этому поводу своим студентам Эренфест и, энергично взмахнув рукой, добавлял — Jeder Konsequenz fuhrt zum Teufel» [45] [45] «Последовательность ведет к чертям!» .

На втором этаже его домика, расположенного вблизи университета (дом Эренфеста был известен также под названием «лейденской банки»), имелась комната, где останавливались гости и оставляли на стене свои подписи. Там можно было встретить факсимиле Резерфорда, Планка, Бора.

К ним присоединился росчерк пера Альберта Эйнштейна.

Университет в Лейдене направил ему приглашение читать специальный курс в качестве почетного «гостящего профессора». Голландия была тихим и сравнительно благополучным островком среди военного пепелища Европы. Эйнштейн наезжал сюда время от времени, и Татьяна Алексеевна Эренфест с тревогой всматривалась каждый раз в обострившиеся, пожелтевшие черты его лица. Она усаживала его за стол, на котором были аккуратно расставлены сливки в фаянсовом кувшине, сыр, масло и его любимые хрустящие булочки с тмином. Тут же шумело и исходило паром пузатое металлическое сооружение, которое Эйнштейн называл «удачно придуманным физическим прибором»: самовар! Вышитое затейливыми узорами полотенце висело на спинке стула. Заметив впервые это полотенце, гость заинтересовался узором и сказал, что встречал нечто подобное в Сербии, а также в чешских домах в Праге. «Это память о России», — негромко откликнулась Татьяна Алексеевна, и Эйнштейн увидел, как увлажнились на мгновение ее серые спокойные глаза… Приходил профессор Вандер де Хаас, экспериментатор-физик из руководимой Камерлинг-Оннесом знаменитой «Лаборатории холода», и, едва успев поздороваться, начинал обсуждать итоги опытов, которые он считал важнейшим делом, своей жизни.