— Вы подпишете? — неуверенно спросил Планк.
— Нет, — ответил Эйнштейн, прямо смотря в голубые выпуклые близорукие глаза.
Планк исчез. Пришла опять Лилли Яннаш и сказала, что Николаи и Фёрстер составили проект контрманифеста. Она показала его Эйнштейну: «Призыв к европейцам. Германия Шиллера и Гёте осуждает эту несчастную войну», — говорилось в манифесте. Фёрстер был физиком-экспериментатором, руководил лабораторией мер и весов; Николаи — профессором биологии, коллегой Эйнштейна по Берлинскому университету.
— Пока удалось собрать только две подписи, — сказала Лилли Яннаш.
— Моя будет третья! — откликнулся Эйнштейн.
— Мы организовались в союз «Новое Отечество», — продолжала Яннаш. — Будем печатать статьи и брошюры против войны. Если понадобится, то нелегально. Мы держим связь с Ролланом…
— Считайте меня своим, — подал реплику Эйнштейн.
После ее ухода он долго сидел в полном спокойствии, подперев лоб обеими руками. Потом перешел к вычислениям, приближавшимся к решающей точке.
Альберт Эйнштейн — Роману Роллану.
«Милостивый государь! Из газет и при содействии союза «Новое Отечество» я узнал о смелости, с которой Вы выступили, чтобы устранить то тяжелое, что разделяет сейчас Немецкий и французский народы. Это заставляет меня выразить Вам чувство моего горячего уважения. Пусть Ваш пример пробудит других людей от ослепления, которое охватило столько умов… Поблагодарят ли будущие поколения нашу Европу, в которой три столетия самой напряженной культурной работы привели лишь к тому, что религиозное безумие сменилось безумием националистическим? Даже ученые различных стран ведут себя так, словно бы у них ампутировали головной мозг…
Я представляю в Ваше распоряжение мои слабые силы на случай, если Вы сочтете разумным воспользоваться ими, учитывая мои связи с германскими и иностранными академиями. Глубоко преданный Вам
Альберт Эйнштейн».
Берлин, 22 марта 1915,
Лилли Яннаш — Роману Роллану
Берлин, 29 июня 1915.
«…Что касается Вашего вопроса о работе союза [32] [32] Речь идет о союзе «Новое Отечество». (Прим. автора.)
, то я смогла бы сказать Вам много ободряющих вещей. Но это передаст Вам лично человек, который близок к нам и имеет большое имя в науке. Эйнштейн скоро нанесет Вам визит в Вевэ [33] [33] Вевэ — на берегу Женевского озера в Швейцарии. (Прим. автора.)
…»
* * *
Поездка в Швейцарию оказалась не легким делом. Министерство внутренних дел имело свою точку зрения на этот счет и на деятельность «Нового Отечества» в целом. Влияние и численность этой группы хотя и медленно, но росли, и на последнем этапе войны массовые аресты коснулись уже семи тысяч ее членов. Многие из них умерли от голода в тюрьмах. Профессор Николаи, разжалованный в солдаты, находился в крепости Грауденц. Арест Лилли Яннаш был предрешен, и канцлер Бетман-Гольвег приподнял неодобрительно бровь, просматривая секретную переписку в связи с паспортом доктора Эйнштейна. Тайный советник Планк лично посетил канцлера и указал, что в типографии Академии наук набирается новый мемуар доктора Эйнштейна, в связи с чем он, тайный советник Планк, должен заметить, что за всю историю Прусской Академии в ее «Отчетах» не публиковалось ничего равного этому мемуару… Доктор Эйнштейн — гордость Академии, и к тому же он швейцарский гражданин, и у него двое детей в Цюрихе.
16 сентября 1915 года быстрыми шагами он поднимался по ступенькам на холм, ведший к вилле «Мозер». Роллан шел ему навстречу.
Роллан оставил в записях дневника набросок портрета своего собеседника:
«Еще молод, невысок ростом, полнощек. Густая шевелюра над высоким лбом — волосы слегка курчавые и жесткие, очень черные, с легкой проседью. Мясистый, крупный, задорно изогнутый нос, маленький рот с коротко остриженными усами над полной верхней губой. Очень жизнерадостен и не может удержаться от того, чтобы не придать остроумную форму самым серьезным мыслям…»
Они медленно прогуливались по саду, и пчелы вились над их головами. Пчелы летели к грядкам, где в странном беспорядке росли цветы, вперемежку дикие розы и нежные космеи, сильные, стройные гладиолусы и хрупкие гвоздики… Роллан, высокий и сгорбленный, с очень бледным лицом и глубоко запавшими, погасшими глазами, нагибался время от времени к цветам, вдыхал их запах, бережно оглаживал лепестки и листья, шел дальше. Заговорили о судьбах Германии, судьбах войны.
Читать дальше