Расправившись с повстанцами и получив в качестве дани десять тысяч голов скота, Кутайба вернулся в Хорасан. С первой же почтой он отправил в Дамаск донесение, сообщая, что афригидский властитель Хорезма Чаган признал верховную власть халифа и отныне считает себя его вассалом. Все это действительно было так, но вскоре Кутайба получил из Хорезма неприятное известие: сразу же после его ухода хорезмийцы восстали против Чагана и убили его. Для усмирения мятежников пришлось спешно снаряжать новую экспедицию. На этот раз Кутайба действовал основательней. Возведя на престол сына Чагана Аскаджамука, он назначил соправителем при нем своего брата Абдаллаха, которому повелел взять в жены одну из дочерей хорезмшаха.
Вскоре после этого хорезмийцы почувствовали железную хватку хорасанского наместника Омейядов — крестьянское население страны было обложено непосильным поземельным налогом и подушной податью. Вкупе с рядом тяжелых натуральных повинностей все это делало жизнь земледельцев совершенно невыносимой. К тому же, разрешая хорезмийцам следовать их прежним верованиям, арабы обусловили эту потачку выплатой джизьи — откупного налога, обязательного для немусульманского населения халифата. Чтобы хоть как-то облегчить свое отчаянное положение, многие стали добровольно принимать ислам, благо новая религия давно уже была не в диковинку хорезмийцам — еще до Кутайбы в Хорасане и Хорезме стали селиться персы-мусульмане, бежавшие от преследований Омейядов.
В отличие от своих подданных хорезмшахи, а также местная аристократия, признав верховную власть Омейядов, не торопились принимать ислам и еще долго придерживались зороастризма. В Дамаске же, судя по всему, не особенно интересовались ходом исламизапии отдаленных провинций, рассматривая их прежде всего в качестве источника бесперебойных поступлений в казну. Вешая на шеи налогоплательщикам свинцовые бирки, омейядские чиновники обирали их буквально до нитки: все, что представляло хотя бы малейшую ценность, конфисковывалось и вывозилось из страны, и никому не было дела до того, что многовековая земледельческая и городская культура Хорезма приходила в упадок и как бы погружалась в летаргический сон, прерываемый лишь стихийными бунтами доведенных до крайности людей.
Страшное оцепенение, по счастью, продолжалось недолго. В 747 году в Мервском оазисе вспыхнуло восстание против Омейядов, которое вскоре охватило весь Хорасан и Мавераннахр. Во главе восстания стоял бывший раб, перс по происхождению, Абу Муслим. В своих страстных проповедях он призывал к уничтожению власти Омейядов, обещая облегчить положение податного люда. Проповеди Абу Муслима были на руку выступавшим против Омейядов политическим группировкам, среди которых выделялись Аббасиды, считавшие себя прямыми потомками пророка Мухаммеда и обосновывавшие этим свои претензии на престол. После трех лет кровопролитной борьбы Омейяды были низложены и власть в халифате перешла к Аббасидам.
Для народов халифата это была не просто смена династий. Возвышение Аббасидов, пользовавшихся поддержкой персов, согдийцев, хорезмийцев, тюрков, положило конец привилегированному положению арабов. Ислам окончательно превратился в мировую религию. Отныне представители подвластных Багдаду народов уже не считались, как прежде, «покровительствуемыми» или «клиентами» бедуинских племен, а стали полноправными членами мусульманской общины, и их правовой статус обеспечивался религиозной, а не этнической принадлежностью. Вместе с монополией власти арабы лишились своих былых привилегий, и даже их язык, на котором написана священная книга Коран, теперь уже принадлежал не им одним, а сделался средством общения мусульман разных национальностей на огромных пространствах от Пиренеев до Памира.
Благодаря арабскому языку стал возможен интенсивный культурный и научный обмен между отдаленными уголками халифата, что способствовало стремительному расцвету мусульманской культуры, в которой сплавились возрожденные древние традиции многих народов.
«С того времени, — отмечал английский востоковед X. А. Р. Гибб, — подвластные народы занимают подобающее им место наряду с арабами во всех областях жизни и литературы, причем каждый из них вносит свою лепту в общую культурную сокровищницу».
В начале IX века Багдад, столица Аббасидов, заложенная Мансуром на берегах Тигра, находился в зените славы. Первые халифы не жалели денег на строительство мечетей и дворцов, покровительствовали наукам и искусствам и преумножали богатство, приманивая иноземных купцов. Багдад никого не боялся, и доводы его меча, как выразился поэт Абу Таммам, были красноречивей доводов книг. Бранная слава поспешествовала могуществу, а расточительность соревновалась с богатством — так говорили о тех временах, когда на дворцовых пирушках проедались целые провинции и одиннадцать тысяч прекрасных пленниц населяли халифский гарем.
Читать дальше