Мне ни разу не приходилось слышать от летчиков, как с помощью этих светильников они видят — с высоты, ночью! — объекты бомбежки, но нам, находящимся под этими фонарями на земле, казалось, что целиться им так же легко, как ночной сове на мышей.
В двадцать два часа дивизия остановилась на привал. Не успели поужинать, как послышался гул бомбардировщиков. Над расположением пронеслось:
— Воздух! Потушить огни! Прекратить курение!
В кромешной тьме леса командиры, растопырив перед собой руки, на ощупь добирались до своих подразделений, проверяя их и наводя порядок. Замерев, мы тревожно вслушивались в приближающийся жуткий гул моторов. У них и моторы гудят как-то не по-человечески, надрывно. Вдруг наш комбат, капитан Никулин, закричал:
— Погасить папиросу! Кто там курит?!
Мы стали пристально всматриваться в темноту и тоже заметили мигающий огонек, который несмотря на приказ командира продолжал мигать.
— Прекратить курение, иначе пристрелю на месте! — зло повторил команду Никулин, выхватил из кобуры пистолет и, щелкнув верхним кожухом, поставил его на боевой взвод.
Но что за чертовщина? Огонек невозмутимо продолжал мигать, словно его и не касались угрозы командира.
— Сычев! — строго сказал комбат. — Прикажите немедленно поймать этого негодяя и привести ко мне. Я ему покажу, как сигналить вражеской авиации!
Рассыпавшись, солдаты стали окружать курильщика. Добравшись, кто-то пинком ударил его прямо в зубы, из которых веером рассыпались точно такие же огоньки.
— Тьфу ты, проклятый пень! — выругался солдат и доложил: — Товарищ капитан, это гнилушка светит!
Послышался сдавленный смех. Однако хохотать над неловким положением командира было неприлично, да и не до смеха было.
Лежа на земле или прижавшись к толстому дереву, мы с любопытством и таившимся где-то внутри страхом впервые наблюдали за ночной бомбежкой и действиями противовоздушной обороны. Хотя черное ночное небо светилось сотнями воздушных фонарей, самолетов мы не видели, они летели намного выше, и только по гулу моторов можно было определить, где они. Зато с восторгом и радостными выкриками мы наблюдали, как наши прожектористы, пронзив черноту неба лучами своих мощных машин, нащупывали вражеский бомбардировщик и вели его на снаряды наших зенитных пушек и пулеметов. Вот несколько прожекторов с разных сторон поймали немецкий самолет, и мы отчетливо видим, как он начал выкручиваться: бросал машину в одну, другую сторону, кубарем валился вниз, затем взвивался свечой — но наши крепко вцепились и не отпускали, а зенитчики тем временем посылали шквал огня. Разноцветные трассы снарядов и пуль гнались вслед за бомбардировщиком.
Вдруг совсем рядом с нами ударило несколько пушек. Первое впечатление было будто эти пушки ударили по нас. В одно мгновение мы оказались вниз брюхом на земле, готовые нырнуть в нее, но, увидев над собой разноцветные трассы уходивших в небо снарядов, тут же приободрились. (Потом мы узнали, это ударили зенитные батареи, охранявшие аэродром, мимо которого мы проходили.) Бомбардировщик, пойманный прожектористами, уже горел — объятый пламенем, «приземлялся», оставляя позади себя огромный светящийся шлейф. Еще два самолета догорали севернее нас, а над нами вспыхнул четвертый.
Чтобы не попасть под случайную бомбежку, так как фашистские асы, как правило, если по ним стреляли, сбрасывали бомбы, не долетая до цели, дивизия быстро снялась и двинулась к месту назначения. Даже отойдя на большое расстояние, мы все еще наблюдали страшную иллюминацию над Волховом. Гитлеровцы с каким-то остервенением бомбили город чуть ли ни каждую ночь.
«ВЫ ЧТО ЖЕ НЕ СТРЕЛЯЕТЕ ПО ЭТИМ СТЕРВЯТНИКАМ?!!»
И опять мы идем форсированным маршем. Днем и ночью. Усталость достигла своего апогея. Дневная жара и дорожная пыль вдвойне усугубляли нашу усталость. Но нужно было спешить. Перед нами была поставлена задача упредить противника: остановить и задержать, встать на его пути прежде, чем он развернет свои силы.
Колонны войск двигались в строгом походном порядке. Шли бодро, но без песен. За пехотой тянулись полковая артиллерия, хозчасти и санитарные роты. Артиллерийский полк и автобатальон замыкали движение колонны. Саперный батальон и батальон связи следовали вместе со штабом дивизии.
Мы приближались к Ладожскому озеру. Позади, где-то слева, осталась станция Войбокало. Во второй половине дня, когда дивизия находилась на марше в сравнительно малолесистой местности, на нас неожиданно навалилось несколько эскадрилий немецкой авиации. По всему было видно, что сидевший на станции Войбокало гитлеровский шпион даром хозяйский хлеб не ел.
Читать дальше