Илья Кормильцев - Достоверное описание жизни и превращений NAUTILUSa из POMPILIUSa

Они и уселись прямо в общежитской комнате творить новый альбом. Сперва его нужно было «забить в цифру», то есть заложить в музыкальный компьютер все партии. Забивали без Славы, он тусовался где-то, и без Димы, их привлекали редко. Тогда, кстати, с большим удивлением обнаружили, что в «Гудбай, Америка» Дима всегда играл не ту гармонию. На концерте, в шуме и в гаме не слышно, и он всю жизнь играл не ту ноту. А когда в цифре забивали бас, оно и вскрылось, ко всеобщему музыкальному конфузу. Но это мелочи, с готовым почти альбомом явились в студию.

Туда же пришла Алла Борисовна… Вспоминает А.П. Хоменко: «И сама со Славой маялась, у него тогда очень плохо было с голосом, мы просто уходили в другую комнату, там сидели, а он стоял с наушниками, она — рядом с наушниками и с текстом и прямо карандашиком отмечала, что, мол, „тут ты спел, а отсюда давай, перепевай“… А потом, когда вышел Могилка и спел, она говорит: „Ты почему все с первого раза поешь классно?“ Могила все спел без всяких вопросов, а со Славкой работали… Она была его первая учительница пения… И сама спела бэк-вокал в „Докторе твоего тела“. Увы, альбом это не спасло. Назывался он „Князь тишины“. А на бутлегерских кассетах почему-то значилось: „Казнь тишины“». Ошибок случайных, как известно, не бывает.

Впоследствии на обложке альбома появился список состава: «Вячеслав Бутусов — вокал, гитара; Алексей Могилевский — саксофон, бэк-вокал; Алексей Хоменко, Виктор Комаров — клавиши; Владимир Елизаров — гитара, бас; Владимир Назимов — ударные». И дело даже не в легкой неправде: и барабаны, и бас, и клавишные, почти все в альбоме исполнял компьютер, что не могло не сказаться на уровне его «автоматизированности». Дело в том, что Дима Умецкий поминается только в качестве соавтора слов «Прощального письма», в просторечии «Гуд бай, Америка».

Случилось все глупо до неправдоподобия: в первых числах февраля пришел Дима и предъявил ультиматум: или принимаете мои требования, или я ухожу. Требования, сказать по-честному, были не ахти какие, но и не слишком приемлемые: убрать Хоменко и Елизарова, оставаться в Москве, менять «крышу» вкупе с директорами, еще мелочи какие-то… Или он уйдет. Слава сказал: «Если ты все решил, уходи.» И уговаривать не стал. Дима на такой разворот не рассчитывал, его должны, обязаны были уговаривать, пришлось молча уходить.

Срочно выписали из Свердловска Витю Алавацкого и, поскольку очередной концерт назначен был буквально на следующий день, посадили за пульт; Елизаров за ночь выучил всю программу на басу. Играли без Димы. Закончился январь 1988 года.

Странный январь. Славу никто почти не видел, его возили по столице, как свадебного генерала. Музыканты сидели в холодной общаге и обижались, много пили, иногда появлялся Слава, «одаривал» их парой блоков дефицитного в то время «Кэмела»; они обижались еще сильней, но брали, курить-то надо… А Дима просто влюбился. Но главное не в том: в январе стало ясно, что «Наутилус» уже превратился в нечто, которое стало выгодно делить на части. Делить «на разных основаниях», в зависимости от конкретных устремлений каждого конкретного участника деления. А участники были разные…

«Изолировать Славу начали Калужский и Ханхалаев…» (А.Могилевский). И зря они это начали. Однажды на концерт приехал Стас Намин со своим директором и когда узнал, за какие — даже по тем временам! — смешные деньги Ханхалаев продает «Нау», сказал: «Ребята, вам надо с ним расставаться, либо он дурак, либо просто много ворует.»

Расставаться, впрочем, пришлось бы и без советов умного Намина: вокруг «Нау» шли постоянные маневры слишком мощных сил: «Она (А.Б.Пугачева — Л.П.) его (В.Г.Бутусова — Л.П.) тащила к себе, и не получилось только потому, что он инфантильный, ему это на хер все не нужно. А Намина он просто боялся. Аллу он не боялся, Алла — баба, а Стаса он боялся, потому что Стас — он майор, он сразу посадит на гауптвахту, и все.» (из интервью А.П.Хоменко). Ответ на вопрос, почему они не попали в сферы, сулившие и деньги, и славу, и всяческие прелести, до сих пор остается загадкой. И уж сущая загадка — как могло выйти, что группа, известная так или иначе практически всему дееспособному и не очень населению страны, не смогла обеспечить себе многолетнее и безбедное, хотя бы в смысле финансовом, состояние? Обратимся опять-таки к Хоменко, и да простится автору обильное цитирование.

«Славик не мог существовать в рамках упорядоченной работы, в рамках машины, которая должна ехать. Он идет себе пешком, остановился, пятку почесал, пошел, побежал, лег, поспал… Только так он может… Он нищий по жизни, он не хочет перспективы, ему это все не надо. По жизни, по нутру не надо. И это нормально, я его сравнить мог бы только с одним человеком, с Моррисоном. Он шаманит на сцене и все, а народ поддается этому шаманству. (Sic! Помните, как студент Арха на пьянках брал гитару и пел тарабарщину, от которой невозможно было оторваться? — Л.П.) Моррисону нужно было что-нибудь?.. Так вот, Славка — как Моррисон, то же самое. Баллистическая ракета летит, понимаешь, моторы ревут, первая ступень ревет, вторая работает, а боеголовке ни хрена не надо…»