Ленинград еще не знает, сколько горя таит в себе это слово — «блокада». На левом берегу Невы, у Невской Дубровки, что в двенадцати километрах южнее Шлиссельбурга, 115-я дивизия в ожесточенных боях отвоевывает у противника небольшой плацдарм. Его так и будут называть Невский пятачок. На этот пятачок перебрасываются части 8-й армии, куда входит и наша дивизия. Мы знаем — на прорыв блокады.
Но два месяца тяжелых кровопролитных боев ничего не дают. В конце декабря дивизию отправляют на пополнение и переформирование.
В Янино, куда мы приходим вечером, нас поджидают эшелоны товарных вагонов. Грузимся в густой темноте, но организованно, быстро. Поторапливает ночной мороз. Любопытствуем о маршруте, допытываемся друг у друга, но, как видно, его не ведают и наши командиры. Отшучиваются:
— Во всяком случае, из Невской Дубровки уезжаем…
Едем долго, больше стоим. Похоже, что эшелон крутится где-то по окружной дороге. Наконец далеко за полночь вагоны вздрагивают и останавливаются окончательно. Приказ: «Вылезай!» Станция Лисий Нос.
Невзрачненький деревянный вокзал, окрашенный, как и все железнодорожные сооружения, в желтый цвет, стоит намного ниже платформы, и кажется, что от частых бомбежек словно съежился в испуге, прижался к земле.
Так же быстро разгружаемся и цепочкой, по подразделениям, в путь — к заливу. Вскоре становится ясно: направляемся на тот же ораниенбаумский плацдарм, с которого ушли в октябре.
Через залив идем только ночью, скрытно. Днем фашисты хорошо просматривают и обстреливают из занятого ими Нового Петергофа эту ледовую трассу, ведущую через Кронштадт.
Вот и вновь так хорошо знакомые места переднего края: Порожки, Петровское, Гостилицы, Петергоф… В деревнях много пустых домов. Мы совсем неплохо устраиваемся в теплых избах.
Просторная, по-добротному, словно на века, срубленная деревенская изба после Невского пятачка нам видится настоящим раем. Орудийные и минометные разрывы ухают редко и вдалеке, пулеметов не слышно вообще. Но уже и тишина успела утерять свою привычность и кажется чем-то [14] противоестественным. Тут бы в самый раз отдохнуть вирой, а она как-то настораживает…
Неделю тем не менее мы отдыхаем. Отмываемся, чистим обмундирование, наводим порядок с инвентарем. Но вот утвержден план создания обороны, и отдых для саперов окончен.
Трудна, неподатлива мерзлая земля. Морозным вихрем обжигает лицо, гудят от усталости руки, спины саперов, ломит тело, но все глубже и глубже врастают в мерзлоту новые дзоты, их опутывают проволочные заграждения, вздыбливаются неприступной твердью завалы, «засеиваются» минами поля.
А тут подоспевает новая задача: создать минное заграждение по переднему краю Старого Петергофа с выходом к заливу — до Мартышкино.
Название-то какое — Мартышкино. Это забавляет саперов. А работать приходится в труднейших условиях — впритык с фашистами. Передний-то край проходит всего лишь по оврагу меж Старым и Новым Петергофом. Работаем, конечно, осторожно, не спеша. Морозище — руки к железу липнут, а ведь неосторожный, пусть даже приглушенный, звук металла в ночи слыхать далеко. И мины необходимо ставить скрытно, по возможности так, чтобы снег, каким лежал с вечера, таким и оставался под утро. Надо сделать и схемы их размещения — кроки, чтобы при необходимости разминировать проход для разведчиков.
Выполняем мы эту работу с самыми опытными саперами. Я определяю места установки, командир взвода составляет кроки. Пока все идет неплохо. Минное поле уже спускается к заливу. И тут трагический случай…
Сапер, как известно, ошибается только раз. И кто теперь может точно сказать, почему так вышло, что именно тогда помешало, но неожиданный взрыв сотряс ночную тишину. Не стало сапера. Бойцу, который ставил капсюли и подавал ему мины, оторвало руку. Меня и командира взвода контузило.
Вот так, мгновенно, мы обнаружили себя. Темнота вмиг пришла в движение, озарилась огненными всполохами. Противник начал обстрел. Удрученные нелепой гибелью одного из нас и ранением другого, мы укрылись среди старых деревьев и развалин. Работать вновь удается лишь через несколько дней. Противник берет это место под особый надзор. но с заданием мы управляемся в срок.
Интересная встреча произошла у меня в те трудные дни боевой работы на ораниенбаумском плацдарме. Как-то, в [15] начале февраля, я получаю задание сделать проходы в минных полях у деревни Калище для партизан, которые уходили в тыл врага. Черед пару дней их предстояло встретить и вновь закрыть проходы минами. На задание идем вчетвером. Я беру с собой отчетные карточки по минным полям местности, на продскладе получаю сухой паек, и вдруг в глаза бросается удивительно знакомое лицо начпрода. Я копаюсь в своей памяти, поспешно перебирая знакомых по институту, по работе, по боям на Дубровке… Ну никак не вспомнить. А лицо-то знакомое! Нет, не могу я ошибиться: видел не раз и эту напускную его важность, и легкую, озорную улыбку. Я пропускаюсвоих товарищей, топчусь и топчусь на месте, топчется на месте и моя память. Решаюсь наконец спросить у самого начпрода.
Читать дальше