Улетала «Норвегия» утром 5 мая. Был ясный, солнечный день. Помню, кто-то скомандовал:
— Отдать концы!
Оркестр грянул марш. И, отражая своими боками лучи солнца, дирижабль медленно, величаво проплыл над Невским проспектом, затем повернул к Неве и вскоре скрылся за крышами домов.
Экспедиция та завершилась успешно. «Норвегия» пересекла Арктический бассейн и сделала посадку на Аляске.
А в 1932 году был построен первый советский дирижабль В-3 «Ударник».
Недавно я прочел мемуары радиста легендарной папанинской четверки Героя Советского Союза Э. Т. Кренкеля «РАЕМ — мои позывные». И вот в тех главах, где автор повествует об итальянском ученом и конструкторе Умберто Нобиле, есть строки, в которых рассказывается о строительстве и перелете из Ленинграда в Москву в 1932 году дирижабля В-3 «Ударник».
Мой брат вместе с группой Умберто Нобиле подготавливал воздухоплавательную технику к полету. Помню, он рассказывал, как при попытке укрыть «Ударник» в эллинге порыв ветра шнырнул дирижабль на ворота, чуть не переломив его. Тогда Валентин предложил закреплять дирижабль наподобие флюгера у мачты — на открытом месте. Так и сделали.
Брат очень переживал, когда узнал о том, что дирижабль немного не дотянул до цели и совершил вынужденную посадку около Малаховки, в Подмосковье.
Словом, и родители, и я привыкли к рассказам о воздухоплавании. Как бы поддразнивая меня, Валентин азартно рассказывал о том, какие необычайные картины открываются из гондолы, какие непередаваемые чувства охватывают всякий раз в полете.
— Возьми с собой! — просил я и требовал, заискивал и негодовал, но ответом мне всякий раз был решительный отказ. О том, что работа аэронавта трудна, что, кроме того, таит в себе и немалую опасность, брат никогда не говорил.
Но вот в Майский праздник 1932 года произошел случай, который все мы тяжело пережили и после которого совсем по-иному стали воспринимать и восторженные рассказы брата, и его работу.
Тогда аэронавты обычно поднимались на привязных аэростатах немецкой фирмы «Парсеваль» и французской «Како». В полете они отрабатывали тактику применения аэростатов в боевых условиях, осваивали штурманское дело, метеорологию. [6] Применялись и сферические аэростаты для свободного полета. Так вот что сообщали ленинградские газеты о том майском полете:
«Вчера о площади Жертв Революции в 8 ч. 30 мин. вечера поднялся в учебный полет на продолжительность сферический аэростат под управлением пилота Филиппова с тт. Коноваловым и Солодовниковым. По направлению ветра полет предполагался на Москву — продолжительностью в 24 часа.
Однако при поднятии аэростата в воздух в верхних слоях атмосферы произошли крупные изменения. Аэростат попал в шквал. Его стало относить в противоположную от Москвы сторону, к Ладожскому озеру…
До сих пор никаких известий об аэронавтах нет. Все граждане должны оказать содействие аэростату при его снижении на землю и сообщить сведения в комендатуру города о его полете».
К счастью, несмотря на шквалистый, постоянно меняющий направление ветер, аэронавты смогли благополучно завершить свой полет. После того случая я и решил во что бы то ни стало познать «непередаваемые чувства» в гондоле аэростата. Опасность не только пугает, она ведь по-своему и притягивает.
Во время каникул целые дни я проводил в Луге, в Стругах Красных, где Валентин вместе со своим дивизионом находился в летних лагерях. Там проводились тактические занятия, учебные стрельбы. По характеру я был человеком общительным, и вскоре мне удалось перезнакомиться со всеми воздухоплавателями. А усилия же мои были нацелены только на одно — получить разрешение подняться в воздух. И наконец однажды я своего добился.
Неплохо рисуя, помню, настойчиво демонстрировал я свои способности в топографии и брату, и другим воздухоплавателям, чем доказывал необходимость моего подъема. Сдался Валентин — дал «добро». В воздухе мне предстояло сделать зарисовку местности с аэростата, создать артиллерийскую панораму, с тем чтобы потом использовать ее при тренировках по разведке обороны «противника», а также корректировке огня артиллерии по разведанным целям.
Но подъем на аэростате меня захватил настолько, что инструктору пришлось напомнить довольно крепкими выражениями, для чего мы находимся в воздухе. Тогда, успокоив разгулявшееся сердце, я постарался поработать на совесть карандашом. Первый блин не свернулся комом — панорама [7] получилась вполне удачной, и потом мне еще не раз давали такие задания.
Читать дальше