Действительно, Павелецкий вокзал оказался малолюдным, но совсем свободных скамеек не было. На каких-то скамейках спали по-двое, а не других
— по-одному. Я критически осмотрел скамейки и решил прикорнуть на той, где уже спала полная женщина непонятных лет — лицо она закрыла косынкой. Женщина была невысокой и занимала немного места в длину.
Я сперва присел, потом прилег, подложив портфель под голову. Железные «остановы» больно «кусались» даже через портфель. Сильно мешал свет в зале ожидания. Но постепенно усталость взяла свое, и я заснул. Проснулся я часов в шесть, вставать было еще рано, и я вожделенно взглянул на полные ноги моей соседки, решив хоть на часок прилечь на что-нибудь мягкое. Пододвинувшись к полной даме, я осторожно положил голову ей на голень вытянутой в мою сторону ноги. Но голова моя уперлась во что-то твердое. Не поверив первому впечатлению, я несколько раз ткнулся головой о голень женщины, но она, о ужас, была твердой, как бревно. Сон прошел мгновенно, я присел и костяшками пальцев постучал по дамской ножке. Звук был такой, словно я стучу по деревянной трубе. Я в страхе поднял глаза на голову женщины и увидел, что она, проснулась, и, откинув косынку, с любопытством наблюдает за моими действиями.
— Что, хотел поспать на мягком, милок? — добродушно спросила женщина лет пятидесяти, — протез там у меня, нету левой ноги, понимаешь! Если хочешь, я повернусь, можешь прилечь на правую, она настоящая, мягкая!
Я вскочил на ноги и стал благодарить, отказываясь и извиняясь. Женщина поняла, что я здорово испугался, вздохнула, и снова накрыла лицо косынкой. Я пошел в туалет стирать и трусить свое нейлоновое белье. Потом побрился, стоя в трусах, которые за время бритья высохли. Оделся, даже надел нейлоновый плетеный галстук на резинке, взял портфель и вышел.
Первым делом я заехал на площадь Маяковского, на табачную фабрику «Дукат». По телефону в бюро пропусков связался с отделом Главного механика и рассказал о своем деле. Оказывается, там уже читали мою статью в «Табаке», и меня с радостью приняли. Молодой человек — то ли главный механик, то ли его заместитель, взял у меня «остановы», и вызвал по телефону человека в синем халате. Он передал этому человеку мои «остановы», я пояснил — куда надо крепить, и какое масло заливать в маленькие емкости «остановов». Оказывается, у них на «Дукате» те же проблемы со станками системы «Элинсон», что и на Тбилисской фабрике.
Я осмотрел цех — он был гораздо чище, чем тбилисский, мастера не спали на табуретках, как в Тбилиси, а деловито ходили между станками. Сами станки работали тише, но так же мяли папиросы и забивались табаком.
Молодой человек оставил свой телефон и попросил позвонить через недельку, чтобы узнать результат. Фамилии его я уже не помню. А я тем временем, окрыленный ласковым приемом на «Дукате», понесся во ВНИИСтройдормаш. Прошел я внутрь гораздо быстрее, чем вчера — Яков Иосифович заранее заказал мне пропуск. Встретив, Немировский повел меня в какой то кабинет, который оказался пустым. Усадив меня на стул, он вышел искать, видимо, хозяина кабинета. Минут через пять он вошел вместе с человеком лет тридцати пяти с густыми волнистыми черными волосами и очками с толстыми вогнутыми стеклами. У хозяина очков, видимо, была сильная близорукость, но он предпочитал смотреть поверх очков.
— Кто сочинил эту ахинею? — с места в карьер громким голосом заговорил незнакомец, — придумывают всякую ерунду, а потом разбирайся, черт знает с чем!
— Вайнштейн Борис Михайлович! — наконец, протянув руку, представился он, — да вы, оказывается еще и студент — добавил он, заглядывая в мою заявку, — что могут понимать студенты в скреперах? Да вы хоть скрепер живой видели когда-нибудь?
Я приготовился к решительной схватке. Вайнштейн сел за стол и пригласил сесть меня. Немировский трусцой выбежал из кабинета.
— Яков Иосифович уже рассказывал мне о вашем предложении, — продолжал Вайнштейн — это же ахинея, чушь собачья …
— Борис Михайлович, — спокойно, но без тени надежды начал я, — может, вы и меня послушаете, хотя бы как автора.
Он положил перед собой чертежи к заявке, а я начал рассказывать суть дела. Вайнштейн напряженно вслушивался в мои слова.
— Ну, тогда совсем другое дело, — вдруг протянул Вайнштейн, а то этот Немировский такое наплел, что волосы встали дыбом. Редчайшей бестолковости мужик! — добавил он, видимо не опасаясь, что я могу передать его слова. — Мне все понятно, — продолжал Вайнштейн, — параметры, конечно, не подобраны, но это детали. Интересная идея, но в нашем институте у вас все равно ничего не получится. Вот, у нас есть Борисов — начальник отдела — ту же идею с маховиком применил на экскаваторе, результат прекрасный, и что — внедрили? Институт у нас — дерьмо, хотя, впрочем, вообще все — дерьмо, кроме, разумеется, мочи! — добавил Вайнштейн.
Читать дальше