Александр Никонов - Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики

Ротенберг же вскоре после выдачи отрицательного отзыва уехал в Израиль и умер там. Я же объяснил его поступок тем, что он был «скрытым агентом израильской разведки». Хорошо, а почему же Красин, не имея никакого отношения ни к израильской разведке, ни к моей работе, дает тоже резко отрицательный отзыв? Этого так просто не бывает! К тому же отзыв написан человеком, либо толком не читавшим работы, либо не понявшим ее напрочь. Думаю, что умный Красин, если бы прочитал работу, то обязательно понял бы ее.

Но в научных «кулуарах» МАДИ мне объяснили, в чем дело. Очень жаль, что профессура наших ВУЗов весьма мало загружена делом, и в ее свободные от продуктивных занятий мозги лезут такие замысловатые интриги! Профессор В.А. Илларионов, выступивший на кафедре против моей защиты, оказывается, был на своей защите докторской буквально «опущен» моим покровителем — «корифеем» Б.С. Фалькевичем. Илларионов, занимаясь транспортными проблемами в пчеловодстве, был весьма далек от науки, но меду, да и денег, у него было предостаточно. Отзывов тоже. Но принципиальный Фалькевич, как выражались в «кулуарах», «раздел диссертанта до трусов», показав его примитивные сведения в науке. Защитить-то он защитил, а Фалькевича возненавидел. А заодно и того, кого Фалькевич поддерживал, кому дал прекрасный отзыв, и с кем у него много совместных трудов — то есть меня. В то же время Илларионов был дружен с Красиным, который особенной принципиальностью не отличался, часто ездил в Грузию оппонировать диссертации и гулял там на славу…

— Стоп, стоп — в Грузию, оппонировать! Тогда без Трили это не обходится, в одной же области знаний работаем! И я, после долгого перерыва, звоню Трили домой. Рассказываю, как живу, как считаю его своим учителем, где собираюсь защищаться, и что Красин дал мне отрицательный отзыв. А Фалькевич и все остальные специалисты, даже из Америки — положительные.

— Красин, Красин, — после долгого молчания повторил Трили, — смотри как это на него непохоже! Знаешь что, — неожиданно заключил Трили, — встреться ты с этим Красиным и расскажи, что звонил мне, и я был удивлен его отрицательным отзывом. И что я даю на твою работу резко положительный отзыв, причем пришлю его с нарочным!

Я всеми способами начал искать встречу с Красиным. И, наконец, подловил его у входа в ВАК, где у него было совещание — он был влиятельным членом этой комиссии. Красин оказался невысоким человеком в военной форме с полковничьими погонами. Я представился и подарил ему мою недавно вышедшую монографию «Инерционные аккумуляторы энергии», между прочим, первую в мире по этой тематике! И сказал также, что получил его отрицательный отзыв, которому очень удивлен академик Трили…

— Трили, — удивился Красин, — а какое он к вам имеет отношение?

— Как — какое? — удивился, в свою очередь, я, — он мой первый учитель, у меня с ним десятки совместных трудов, под его руководством я работал и проводил испытания. Да и вообще он — мой родственник! — не удержавшись, соврал я. Мне стало окончательно ясно, что Красин не читал моей диссертации, иначе бы он не спросил, какое отношение ко мне имеет Трили…

Красин замялся и, после раздумья, сказал:

— Хорошо, я не приду на вашу защиту и не устрою разгрома, хотя обещал… — тут он прикусил язык, поняв, что сказал лишнее. Но я обещаю, что в ВАКе ваша работа пролежит долго! — почти радостно сообщил он, — меня назначают председателем секции, и я буду подробно знакомиться с вашей работой! — и дверь в ВАК захлопнулась перед моим носом.

Когда Красин весело и хвастливо сообщил мне, что его назначают председателем секции, и что он «завалит» меня в ВАКе, «что-то» заклинило во мне.

— Ишь, какой принципиальный выискался, — взбесился я, — в Грузии оппонируешь всякую «плешь» за пьянку-гулянку! Губишь жизнь молодому ученому, даже не прочитав его работы, трусливо избегаешь открытых конфликтов! Да еще хвастливо заявляешь, что тебя назначают «большим начальником», и тогда уж ты добьешь его!

Тут у меня помутилось в голове и наступило знакомое мне странное, потустороннее состояние. Лампы в коридорах потускнели, и я увидел в сумерках ссутулившегося молодого человека с портфелем, нерешительно стоявшего перед входом в ВАК.

— Нет, не бывать тебе председателем секции, агент международного сионизма! — послышался какой-то неживой, посторонний голос, похожий на голос роботов из фантастических кинофильмов. И слова какие-то суконные, чужие! И причем тут «международный сионизм»?