Александр Никонов - Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики

Наконец, под вечер я добрался до Павлово. И опять же меня поразил «шахтинский синдром». В городе, производившим автобусов больше, чем где-нибудь в стране, курсировали несколько «развалюшек», переполненных так, что люди висели на всем, на чем висеть было и можно, и нельзя. Повис и я со своим портфелем и доехал до центра города, рассчитывая устроиться в гостиницу. Но гостиница была переполнена до боли знакомыми мне смуглыми гражданами с усиками и в кепках. Что они такой массой делали в Павлово — один Аллах знает!

Мне дали адресок бабки, которая за рубль сдает койку на ночь. И опять путешествие на совершенно разваленном ПАЗике по дороге, где должен был бы застрять и вездеход, на окраину города, где я едва нашел дом этой бабки. Дом был сельского типа, с участком земли, и на этом участке вместо теплицы стояла огромная палатка, то ли самодельная, то ли военного образца. Бабка завела меня в палатку, где уже стояло штук двадцать раскладушек — и застеленных, и пустых. Под крышей палатки горела стоваттная лампочка, не выключаемая и на ночь. Бабка получила с меня рубль и выдала белье: серое, в дырках с большими штампами; плоскую грязную подушку и байковое одеяло тоже со штампом.

Я поинтересовался у этой бабки, где можно поблизости перекусить — ведь я целый день не ел. Бабка с удовольствием ответила, что нигде: во-первых, потому, что мы находимся в пригороде, где магазинов нет; во-вторых, потому, что и в городе в магазинах тоже ничего, кроме хлеба, нет, и тот весь расходится утром. Вареную колбасу и российский сыр выдают по килограмму два раза в год по специальным талонам. Талоны же дают только работающим, и то по рекомендации парткомов. В столовых — только пиво и никакой еды. О ресторане у бабки сведений нет.

Я с ужасом слушал бабку, и честно говоря, не верил ей. Жить в таких условиях просто нельзя, а при этом еще и выпускать автобусов больше, чем где-либо в другом месте в стране — это из области фантастики! Так я и заснул голодный и прямо под стоваттной лампой, а утром — прямиком на завод.

Созвонившись с главным конструктором по фамилии Жбанников, я прошел на завод и встретился с ним — молодым обходительным человеком. Я не смог удержаться от вопроса, касающегося питания населения. Жбанников вздохнул и подтвердил почти все, сказанное бабкой.

— Как же вы физически выживаете? — ужаснулся я. — Кто как, — уклончиво отвечал Жбанников, — ведь есть еще и рынок, спекулянты всякие… Но вы можете пообедать в заводской столовой, там кое-что есть.

К моим деловым предложениям по «гибриду» Жбанников отнесся скептически. На ПАЗах мало свободного места для размещения гибрида. Да и силовой агрегат приходит готовым. На знакомый мне ЛиАЗ он тоже не советовал обращаться — там внедряют гидромеханическую трансмиссию, и им больше ни до чего дела нет. А вот во Львов он посоветовал съездить — там головное КБ по автобусам, и все новые разработки проходят через них.

Я все-таки зашел в заводскую столовую, где меня накормили жидким супчиком без мяса, котлетами из хлеба с сильным запахом рыбы и мутным компотом, но уже со слабым запахом рыбы.

Выйдя с территории завода, я заспешил на автостанцию. При полном отсутствии закуски водка все-таки продавалась, и количество пьяных с утра было огромным. Кое-как я купил билет до Горького, но до отправления автобуса оставалось больше часа. Пища с рыбным запахом дала себя знать, и я заметался в поисках туалета. Мне указали на какую-то дверь без надписи в здании автостанции. Зайдя туда, я обнаружил темный, узкий, длинный — метров в пять

— проход, в конце которого на возвышенности, как трон, красовался огромный унитаз. Дверь была без запоров — ни крючка, ни щеколды — одна ручка, чтобы хоть прикрыть дверь.

Не успел я «орликом» взлететь на унитаз, как дверь распахнулась, и пьяный мужик, на ходу расстегивая ширинку, попер прямо на меня. Я соскочил с «трона», и, толкая мужика в грудь, задним ходом вышиб его наружу, заметив при этом, что глаза его были закрыты. Только я снова добрался до унитаза, та же сцена повторилась. Положение было почти безнадежным.

Но меня спасла природная изобретательность. Я вышел из туалета и стал искать веревку, проволоку, цепь или что-то вроде этого. В мусорной куче я обнаружил грязнющую, но еще прочную веревку достаточной длины. Привязав веревку к ручке двери изнутри, я уселся на унитаз, держа в руке ее конец. Только я решил, что туалетный вопрос улажен, как снова слетел с унитаза носом вниз. Дверь рывком открылась, и очередной пьяный пролез в проход, расстегивая ширинку.