Александр Никонов - Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики

«Вождю кубинской революции» было под тридцать лет, родом он был из деревни Медведково. В те годы в пяти минутах ходьбы от нашего современного городка была настоящая деревня, с печным отоплением деревянных домов, выгребными ямами и прочими атрибутами деревенской жизни где-то в глубинке. Даже остановка автобуса № 61 у нашего городка по-старинке называлась «деревня Медведково».

Успехом у девок наш Фидель не пользовался по причине слабого ума, хотя он и сочинял стишки. Вот один из них:

Цветет сирень, идет весна, и молодежи не до сна!

Сам слышал, как он его на улице зевакам декламировал.

И вот Фидель стал присматриваться к деревенским козочкам, причем пользовался он, в отличие от девок, у них успехом. Выдумал он и свою технологию секса с ними, он рассказывал о ней так:

Ставишь сапоги на землю носками к себе, а козу-то задними ногами — в голенища, сам наступаешь на носки, чтобы коза-то ножками не сучила, а руками

— за рога… До чего ж хорошо, до чего ж хорошо! — эмоционально вспоминал Фидель.

Но однажды вышел прокол. То ли напугал козу кто-то, то ли очень уж захорошело Фиделю, но «склещился» он с козой как. Что там произошло по медицинской линии — не знаю, но расцепиться не могут, как собаки после полового акта. Коза орет, Фидель матюгается, народ вокруг хохочет. Наконец, вызвали скорую помощь и увезли их, накрыв брезентом. Потом появились-таки опять в деревне и Фидель, и коза. Только Фидель с этого дня для жителей деревни утратил свое революционное имя и стал «Козьим хахелем». Ну, а в городке, где жили люди поинтеллигентней, продолжали его звать Фиделем, хотя новое прозвище знали все.

А на соседней улице жила дебильная девушка лет двадцати. Не знаю уж точно степени ее дебильности — олигофрения ли, или полный идиотизм ли, но телом она была дородна, играла с малыми детьми, всегда была перевозбуждена и громко кричала. И решили мы подарить счастье секса и ей и бедному «козодою» Фиделю. Инициатором затеи был Серафим.

Заранее пригласили Фиделя, налили ему стакан и дали подробный инструктаж поведения. Затем конфетами подманили девку и завели ее в комнату, где сидел бородатый Фидель, которого она уже должна была знать. Рыбак-то рыбака видит издалека! Раговорили их, тихо вышли из комнаты и заперли дверь. Стоим под дверью, хихикаем, строим догадки.

Минут через десять в дверь изнутри начали долбать, что коза копытами. Отперли дверь, оттуда с ревом выбежала девка, а за нею вышел довольный улыбающийся Фидель — он же козий угодник:

— До чего же хорошо, до чего же хорошо! — не перестовал повторять молодой любовник, уходя, повидимому, в столовую полоскать зубы чаем…

Мы решили, что из этой парочки, в принципе, вышла бы неплохая советская семья, но уж очень трудна и неблагодарна была бы роль сватов…

И еще одна шалость, на сей раз совершенно невинная и ненаказуемая. В ЦНИИСе я подружился с одним бывшим аспирантом, который потом каким-то образом женился на англичанке и уехал за кордон. Имущество свое он распродал, но оставалось у него нечто такое, что и выбрасывать было жалко и продавать опасно. А это «нечто» было надувной резиновой бабой, нивесть как попавшей из-за кордона к моему другу. Сам хозяин говорил, что его друг — дипломат привез для смеха и подарил ему. Муляж женщины верой-правдой служил ему женой вплоть до законного брака с англичанкой, а теперь надлежало им расстаться. Ну, хозяин и подарил ее мне, будучи уверен, что я не разболтаю секрета, по крайней мере, до его отъезда.

— Дарю, — говорит, — именно тебе, потому, что уверен — ты как джентельмен не будешь над ней издеваться, а используешь по делу, честно и без особого разврату…

Чтож, я обещал, что особого разврата не будет, сложил бабу, завернул ее в куртку и принес домой. Спросят: откуда — что я скажу? Да и потом пойдет слух по аспирантуре — еще выгонят. Поэтому пользовался я моей бабой только когда был уверен, что Вадим ушел надолго. Кроме уборщицы, никто комнату отпирать не мог. Да и уборщица Маша уже относилась ко мне иначе.

Должен сказать, что у меня был старый большой пневматический пистолет, которым я иногда забавлялся. Позже я его переделал под однозарядный мелкокалиберный, а еще позже продал Вадиму. А пока он у меня лежал в тумбе.

Как-то я забыл его спрятать на ночь и он остался лежать на моей тумбочке. А тут с утра заходит крикливая Маша и начинает шуровать шваброй по ножкам кроватей. Я лежу, притворяюсь крепко спящим. Маша заметила пистолет, перестала махать шваброй, спрашивает у Вадима, что, дескать, это? Она уважала Вадима, считалась с ним, так как он был уже «в годах» и не такой охломон, как я. И тут Вадим проявил талант артиста.