Виктор Бронштейн - Маятник бизнеса - между орденом и тюрьмой

Дед даже музу приручил!
Она пером меня коснулась,
Я вскрикнул, пробудясь в ночи,
Узрел поэзии лучи,
Страсть сочинять во мне проснулась.

Но дед, увы, был одинок,
С московско-царственной закваской.
Он завещал: «Держись, внучок,
За песню русскую и слог
И в мир ступай с мечтой и сказкой!»

Без деда я поплыл один
В тумане чуждых научений.
Всё комом шло, как первый блин…
Вдруг звоном колокола всплыл
Над жизнью хор стихов вечерний.

Утрата
«Ох, зябко домовому» — и с гимном в шесть утра
Ворчал дед: «Печку, братец,
чуть свет кормить пора.
Крещенский жмёт морозец. Бог даст,
так разожжём», –
А сам щипал лучины охотничьим ножом.

И вскоре треском радостным весь оживлялся дом,
Духовка нараспашку шла в комнату теплом,
Она, с хозяйкой, праздничный пирог
и хлеб пекла,
А на ночь груду валенок к скамеечке влекла.

Иной раз рядом грелись коньки, сродни саням,
Снегурки круткой к валенкам прилаживал дед нам.
А на окне подтаивал намёрзший городок,
Бутылки руслом тряпочным влекли к себе поток.

На гвоздиках бутылки менял я в нужный срок,
Сливать водицу талую — был первый мой урок.
А между рам снег ватный — дед так принарядил,
Чтоб без улыбки доброй никто не проходил.

Румяные молочницы кричали у ворот,
Манила счастьем улица нас в свой круговорот,
Поленницы шли в очередь под кров дровяников,
А круг точила рыжего грел щёки топоров.

И только трёхколёсник сквозь дрёму вспоминал,
Как тротуар дощатый нас скрипом принимал,
Как куры разбегались, потешно голося,
Как будто тоже деда о помощи прося.

В горячий летний полдень был тополь нам шатром,
Жар камешков гасила трава живым ковром,
В стихи и сказки деда душой влюблён был двор,
Но оборвала вечность негромкий разговор.

И в лётном синем кителе, в наградах, без погон,
Казалось, дед заслушался на дальний перезвон,
Впервые рядом с матерью я плакал не один…
Солёный привкус детства всё ближе у седин.

В крещенские морозы мне слышится с утра,
Как дед ворчит, мол, печку кормить — твоя пора…

России нет. Тот спился, тот убит,
Тот молится и дьяволу, и Богу.
Юродивый на паперти вопит:
— Тамбовский волк выходит на дорогу!

Нет! Я не спился, дух мой не убит,
И молится он истинному Богу.
А между тем свеча в руке вопит:
— Тамбовский волк выходит на дорогу!

Молитесь все, особенно враги,
Молитесь все, но истинному Богу!
Померкло солнце, не видать ни зги…
Тамбовский волк выходит на дорогу.