Эрвин Полле - Четыре жизни. 2. Доцент

С.Захаровым, категорически отказывавшимся брать «посланца Магарила». Декан факультета — Подборнов Николай Владимирович — фигура номинальная, человек слабый духом, поставлен Магарилом. Позиция Захарова чисто эмоциональная. Нина по диплому физикохимик, к тому же специализировалась в области электрохимии, а Захаров — электрохимик, но новый профессор желает показать твёрдость своего «я». Ходил к Захарову выяснять отношения, Матвей Сафонович стоял на своём: «Магарилу нужен доцент, пусть берёт и ассистента!» Ректорат удовлетворил амбиции факультетских бонз, Нина принята ассистентом кафедры общей химии.

Спустя полгода знающие люди открыли глаза, что бумага о прохождении по конкурсу на должность доцента является «Филькиной грамотой». На этой почве начались манёвры Магарила за спиной, разговоры об испытательном сроке. Пришлось резко поговорить в ректорате, проявить твёрдость и, получив вверху поддержку, пройти с нуля необходимые этапы получения звания доцента (сначала открытый конкурс на должность, через год представление к учёному званию). Утверждён в учёном звании доцента по кафедре «химия и технология нефти и газа» в Москве только 17.05.71 г. Почти три года моральной нервотрёпки.

Первый учебный год в Тюмени раскрыл наивные глаза на психологическую важность верности слову первого руководителя, позволил ощутить, как повезло с ректором в аспирантские годы. Ректор алтайского политехнического института Радченко и ректор тюменского индустриального института Косухин — противоположности. Оба деловые, решали вопрос становления молодого института, пытались обеспечить научными кадрами, но подход разный. Косухин многим многое обещал, но выполнял выборочно. И не чувствовал при этом никаких неудобств. Кстати, Косухин любил публично рассказывать про партизанские годы в Крыму. Я уже упоминал («Жизнь первая. Школьник»), что с колымских лет в шкафу стоит подаренная «за отличную учёбу и примерное поведение», изрядно потрёпанная книга воспоминаний И.Козлова «В Крымском подполье». Просмотрел и увидел резко отрицательный отзыв о деятельности Косухина (кличка «Костя»). Удивительное чутьё секретаря подпольного обкома Козлова выявило и показало черты характера Косухина, не исчезнувшие и через 25 лет.

В Тюмени впервые серьёзно окунулся в учебную работу. Разработал новый для себя (и института!) курс: «Современные физико-химические методы исследования» (СФХМИ), лекционный курс и с нуля поставил лабораторный практикум. Пришлось нелегко, так как о большинстве имевшихся в наличии приборов (хроматографы, спектрофотометры, диэлькометры, современные рефрактометры) я только слышал (в Барнауле о них мечтали). Дополнительно осложнила работу чрезвычайно морозная зима (по-моему, ничего подобного со времён Колымы я не ощущал). Практически не функционировала стеклодувная мастерская. Баллоны с пропанобутановой смесью (власти России до сих пор предпочитают добываемый природный газ — метан, не сжижающийся при сибирских морозах, отправлять в Европу) находились на улице, при низкой температуре давление газа резко падало, горелки не работали, а для диэлькометров нужны было впаивать платиновые электроды в специальные стеклянные ячейки.

На лекции я ходил одетым в несколько рубах и свитеров (не в пальто!), пар шёл изо рта, руки синие, а студенты в зимней одежде и варежках. В моей жизни такого семестра (осень 1968 г.) не было. Работа шла в экстремальном режиме, начал читать первую лекцию (40 часов + 64 часа лаборатории химикам 4-го курса), когда курс не был готов и на половину, программ не было, составил позже по фактическому материалу.

Суровая зима сделала невыносимой работу сотрудников института, каждый грелся, как мог. Впервые близко столкнулся со смертью, связанной с исполнением служебных обязанностей. Лаборант нашей кафедры, греясь около открытой муфельной печи, выронила колбу с вспыхнувшим нефтепродуктом. Загорелся халат, девушка растерялась. Вместо того чтобы сбросить халат, начала кричать и бегать по кафедре, пока её не сбили с ног. Типичная трагедия недостаточно профессиональных химиков, в критический момент человек забывает, чему его учили на «технике безопасности». К сожалению, меня рядом в этот момент не было, пара подобных случаев, к счастью без тяжёлых последствий, в личной практике описана выше («Жизнь первая. Аспирант»). Обгорело 40 % поверхности тела. Принято считать, с такими ожогами советская медицина умела «вытаскивать» больных, но через неделю 20-летняя девушка, не имевшая в Тюмени родственников, умерла. Трагедия сопровождалась очень некрасивыми вещами: в больнице пострадавшую заставили задним числом подписывать инструктажи по технике безопасности; заставили написать объяснение, в котором всю вину брала на себя; подделывались подписи в соответствующих кафедральных и факультетских журналах. Хоронили её в лютый мороз, никаких поминок, пришлось час отогреваться дома в горячей ванне.

Читать дальше