Эрвин Полле: Четыре жизни. 2. Доцент

Лето и осень 1973 г выявили много проблем в семейной жизни («Житейские страсти»), что, конечно, сказалось и на личной производительности труда. Особенно в сфере подготовки к занятиям. Каждый учебный год начинался с запуска хроматографов, спектрофотометров и других приборов. В учебном процессе это тонкое оборудование работает на износ (гигантская разница между отношением аспирантов и дипломников и текущего потока студентов). Первые записи в дневнике (начал вести 14.10.73 г., дошёл до такого состояния, что посоветоваться не с кем) пестрят заботой о необходимости отлаживать хроматографы. На работе постоянно раздражительный, на что обращают внимание не только Магарил (что понятно, чуть публично его на три буквы не послал), но и Щипанов (зав. кафедрой ТООС).

Поговорил со Щипановым (мужик неплохой, но не тот, что станет за своего сотрудника стеной). Объяснил: любая отрицательная эмоция заводит меня с полуоборота; сильно устаю, проводя занятия по СФХМИ совершенно один без помощи лаборанта; никогда не думал, что у меня могут так ослабнуть нервы. Щипанов вроде бы меня понял и отстал, хотя и не дал требуемого по штатному расписанию лаборанта.

Неожиданно возникли неприятности ещё с одной стороны. 21.11.73 г. на лекцию по СФХМИ без предварительного уведомления с 8 утра посетила методическая комиссия во главе с факультетской «бабушкой» Ореховой, давно переступившей пенсионный возраст, с кафедры общей химии. После лекции доброжелательно поговорили, особых замечаний не было (надо поменьше ходить во время лекции, желательно иметь плакаты со спектрами, расспрашивали о работе лаборатории). Сказали, что претензий к качеству материала нет, скорость чтения лекции нормальная. Желательно больше эмоциональности. Через 10 дней на учёном совете факультета Орехова докладывает о работе методической комиссии и неожиданно заявляет (меня на совете не было), Полле безразлично, доходит что-то до студентов или нет (не видно желания научить студентов). Чушь какая, можно просто посмеяться, не за что больше укусить, но в этот момент не до смеха, Магарил обкладывает со всех сторон.

В институте все ждали больших перемен, вместо Косухина ректором стал Копылов, бывший проректор по науке, неплохо меня знавший. Магарил попытался стать проректором по учебной работе, но не был в Москве утверждён.

Кто-то начал распространять слухи, что Полле уходит в университет. Один из деятелей, близкий к ректорату, говорил, что слышал об этом из разговора на высшем уровне. Кому это выгодно? Нутром почувствовал, это дело рук Магарила. По-видимому, в связи со сменой руководства, когда решались кадровые вопросы, квартирные и т. д., всплыла моя фамилия.

29 ноября 1973 г. был на приёме у нового ректора Копылова. Узнал насчёт квартиры, улучшения условий для завершения докторской диссертации. Насчёт квартиры не получил никаких обещаний. Порекомендовал обратиться в совет факультета для утверждения плана завершения докторской диссертации, а потом, дескать, мы ещё встретимся. Вышел от него со сквернейшим настроением.

Это не первый поход к ректору насчёт квартиры. Предыдущий состоялся примерно год назад. После обмана в августе 1968 г. ректор Косухин на демонстрации 07.11.1972 г. подошёл ко мне и пригласил зайти после праздника по поводу трёхкомнатной квартиры. Во время аудиенции допустил тактический промах. Косухин спросил, не собираюсь ли я переходить в университет. Вместо отрицательного ответа, я начал рассуждать о зависимости решения от условий работы и о том, что в университете тоже предлагают большую квартиру. Косухин отрезал, нельзя сидеть на двух стульях. И всё, квартира попала другому специалисту. Искренность повредила, очередной жизненный урок.

С уездом из Тюмени Неупокоева, деканом факультета стал Магарил, я понял, уходить придётся. Куда? Когда? Масса верёвок: семья, квартира, доступ к научному оборудованию, проблемы с диссертациями Нины и аспирантки Нагарёвой, перспективы личного роста…. Варианты появлялись, исчезали («Профессиональный тупик»). В данной главе я покажу только попытку перейти на заведование кафедрой в Тюменском университете.

Уважаемый читатель! Я напоминал птичку, безуспешно пытавшуюся вырваться из клетки. Привожу дневниковые записи того периода без купюр, это будет короче последовательного объяснения, в то же время важно для понимания, почему всё-таки пришлось бросить ВУЗ.

30.03.75 г....Началась новая попытка перехода в университет. Приглашают на заведование кафедрой неорганической химии. Предварительные переговоры с деканом и Ивановым [завкафедрой физической химии университета, в главе «Общественная работа» описано, с каким трудом проходил в 1970 г. его конкурс на должность доцента ТИИ] состоялись в первых числах января. Я поставил 2 условия: передача курса аналитической химии на кафедру и более крупная квартира. Декан обсудил ситуацию с ректором Александровым и 12 января 1975 г. появилось объявление в «Тюменской правде» о конкурсе в течение двух месяцев. Подал заявление ректору ТИИ о выдаче характеристики, а сам напросился на приём к Александрову. 14 января разговаривал с Александровым в присутствии декана Соловьёва минут 45. Александров пел мне дифирамбы и заявил, что передача аналитики — дело более простое, чем квартирный вопрос. Впечатление от разговора — неприятное.