Иван Конев - Сорок пятый

Допускаю, что в данном случае военные историки от части правы. Поскольку 4-я танковая армия держала оборону на важном операционном направлении, прикрывавшем дальние подступы к Берлину, не исключено, что Гитлер, исходя из собственных представлений о том, как нужно обеспечивать устойчивость войск, действительно требовал придвижки резервов вплотную к фронту. Во всяком случае, по моим наблюдениям, сложившимся в ходе войны, такое неграмотное размещение оперативных резервов, как в этой операции, для немецко-фашистского генералитета не характерно. С точки зрения элементарных требований военного искусства — это чистая профанация.

Однако Гитлер виноват тут частично, а всю остальную долю вины мы берем на себя. Резервы немцев были расположены все-таки не на переднем крае, а в тылу. И не будь наша артподготовка проведена с такой плотностью и на такую глубину, они не понесли бы в первые же часы катастрофических потерь.

Чтобы хоть как-нибудь задержать дальнейшее продвижение наших войск, гитлеровское командование начало поспешно отводить остатки своих разбитых частей на вторую полосу обороны. Отвод происходил под непрерывным огнём нашей артиллерии, и противник нес все новые и но вые потери. Вообще говоря, гитлеровское командование поступило правильно, быстро приняв решение на отвод всего, что ещё уцелело. И все же ему мало что удалось спасти из тех войск, которые противостояли нам на участке прорыва в первой полосе обороны. Часа через два после окончания артиллерийской подготовки, когда пехота вместе с танками сопровождения рванулась вперёд, я объехал участок прорыва. Все кругом было буквально перепахано, особенно на направлении главного удара армий Жадова, Коротеева и Пухова. Все завалено, засыпано, перевернуто. Шутка сказать, здесь на один километр фронта, не считая пушек и миномётов мелких калибров, по противнику били двести пятьдесят — двести восемьдесят, а кое-где и триста орудий. «Моща!» — как говорят солдаты.

3-я гвардейская армия Гордова (частью сил), 13-я армия Пухова, 52-я Коротеева, 5-я гвардейская Жадова за первый день боёв продвинулись на глубину от пятнадцати до двадцати километров и, прорвав главную полосу обороны немцев, расширили прорыв в сторону флангов влево и вправо от сорока до шестидесяти километров.

Это успешное продвижение общевойсковых армий и расширение ими прорыва дало возможность нам уже к середине первого дня ввести в пробитую брешь танковые армии Рыбалко и Лелюшенко. Нельзя было позволить противнику организовать контрудар находившимися у него в резерве двумя танковыми и двумя моторизованными дивизиями. Частично они попали под воздействие нашего дальнего артиллерийского огня, но тем не менее представляли довольно серьёзную силу.

Противник намеревался ударить по первому эшелону наступающих армий ещё до ввода в прорыв наших танковых сил — ударить, смять и воспрепятствовать этому вводу. Но суть нашего плана в том и состояла, чтобы не дать им этого сделать. К тому моменту, когда немецко-фашистские танковые и моторизованные дивизии изготовились для удара, в зоне их расположения появились передовые части наших танковых армий.

Ввод танковых армий в огромные, пробитые для них ворота проходил спокойно, безболезненно и организованно. И противник, сунувшись своими танковыми войсками из района южнее Кельце, напоролся на наши танки.

По поводу того, когда своевременно и когда прежде временно вводить в прорыв танковые соединения, в военно-исторической науке сломано много копий. Разные мнения на этот счет были и во время войны. Было и у меня свое мнение. И в сорок третьем, и в сорок четвертом,

и в сорок пятом году в состав фронтов, которыми я командовал, неизменно входили танковые армии, танковые и механизированные корпуса, и на основании опыта у меня выработался определенный подход к этому вопросу.

Я считал, что Ставка под давлением некоторых танковых начальников проявляла ненужные колебания, когда дело касалось ввода танковых армий в прорыв. Объяснялось это боязнью — добавлю, порой чрезмерной — подвергнуть танковые войска большим потерям в борьбе за передний край и за главную полосу обороны противника.

Иногда Ставка прямо вмешивалась и сама назначала сроки ввода танков. Из этого, разумеется, ничего хорошего не получалось, потому что, когда оттуда, сверху, начинают жестко указывать, на какой день и в котором часу ты должен вводить в прорыв танки, это зачастую настоль ко не совпадает с конкретной обстановкой на фронте, что, как правило, спущенный сверху график грозит обернуться неудачей.