Иван Конев - Сорок пятый

Наступило 9 января. До начала операции осталось одиннадцать дней. Все основное сделано, но, конечно, как всегда перед большими событиями, дел ещё невпроворот. 9 января мне позвонил по ВЧ исполнявший обязанности начальника Генерального штаба А. И. Антонов и сообщил, что в связи с тяжелым положением, сложившимся у союзников на западном фронте в Арденнах, они обратились к нам с просьбой по возможности ускорить начало нашего наступления; после этого обращения Ставка Верховного Главнокомандования пересмотрела сроки начала наступательной операции. 1-й Украинский фронт должен начать наступление не 20, а 12 января.

Антонов говорил от имени Сталина. Поскольку операция уже была одобрена Ставкой и полностью спланирована, никаких изменений, кроме срока, и никаких вообще иных принципиальных вопросов в этом разговоре не возникло. Я ответил Алексею Иннокентьевичу, что к новому сроку, установленному Ставкой, фронт будет готов к наступлению.

Не хочу задним числом ни преувеличивать, ни преуменьшать трудностей, вставших тотчас же перед нами в связи с передвижкой срока. В основном мы были готовы к операции, потому-то я так, не колеблясь, и ответил Антонову. Но восемь с лишним суток, которых нас ли шили в один миг, надо было восполнить напряженнейшей работой, уложив всю её в оставшиеся двое с половиной суток. Чтобы довести подготовку до конца, от командования всех степеней потребовалась огромная организаторская работа.

В последние месяцы мы получили пополнения, обучавшиеся перед самым наступлением. Была развернута целая программа учений. Теперь эту программу пришлось на её заключительном этапе свертывать, сокращать, что было, разумеется, нелегко. Выяснились и многие другие недоделки, которые устранялись в исключительно короткие сроки.

Словом, те восемь суток, что у нас взяли, по правде говоря, были нам крайне необходимы. Но это необходимое время брали у нас для того, чтобы помочь союзникам, и мы на фронтах (я говорю о своем фронте, но думаю, что такая же картина была и всюду) понимали, что пере движка продиктована соображениями общего стратегического порядка и, значит, на неё надо пойти. Как командующий фронтом я был внутренне согласен с решением, принятым Ставкой.

Помимо всего прочего перенос срока наступления не радовал нас из-за метеорологических прогнозов. На вторую декаду января прогноз был более благоприятным, чем на ближайшие дни. Готовясь начать наступление 12 января, мы уже должны были считаться как с реальностью с тем, что из-за непогоды придется подавлять немецкую оборону одной артиллерией, без авиации.

Вспоминая об этом, не могу удержаться от невольного замечания о том, сколько места в своих планах отводили метеорологии наши союзники и как они ставили

в зависимость от погоды сроки открытия второго фронта. Вспоминается это, очевидно, по контрасту. Что касается нас, то решение Ставки предполагало: в сложившихся обстоятельствах нам с метеорологией считаться не придется. Хочу тут же заметить, что опыт Великой Отечественной войны вообще дает немало примеров осуществления крупных операций в непогожие дни и недели, в частности в условиях весенней распутицы. В ряде случаев непогода даже помогала нам.

В самом деле, сложная метеорологическая обстановка порождает трудности не только для тебя, но и для противника. Взять хотя бы Уманско-Ботошанскую операцию 2-го Украинского фронта весной 1944 года на Правобережной Украине. На дорогах — сплошная, непролазная грязь. С трудом двигались даже танки. Гусеницы вязли в месиве и наматывали грязь на себя так, что потом она отрывалась буквально пластами. По существу, танки ползли на днище, юзом. На что уж безотказный самолёт У-2, и тому пришлось туго. В начале операции я ещё летал на нем, а потом пересел на танк: как ни медленно, а все-таки он продвигался. Встала вся техника. Снаряды подносили на руках. И тем не менее в таких условиях мы проводили операцию, не снижая темпов наступления. Немцы в этой операции были не просто разгромлены, а бежали с Украины «голые» — без артиллерии, без танков, без автотранспорта. Они уходили от нас на волах, на коровах, пешком, бросив все.

Не знаю даже, как точнее сказать: были мы в ладах или не в ладах с метеорологией. Вернее сказать, мы с ней ладили и проводили свои операции и зимой, и весной, и в ненастье, и в непогоду, и, как правило, с успехом для нашего оружия.

Между прочим, на эту тему есть одно любопытное высказывание Гитлера. Оно содержится в изданных в Западной Германии стенографических записях бесед, происходивших в его главной квартире. В декабре 1942-го да во время одного из докладов о положении на южном участке восточного фронта и об опасности высадки нашего десанта в Крыму Йодль в ответ на вопрос Гитлера, возможна ли высадка, заявил, что высаживаться в такую погоду вообще нельзя. Однако сам Гитлер засомневался. «А русские могут, они пройдут, — возражал он Йодлю. — При снегопаде и прочих вещах мы не смогли бы высадиться, я согласен. А от русских можно этого ожидать».