Иван Конев - Сорок пятый

Некоторые дороги оказались частично заминированными. Однако и свободных путей хватало. Дороги здесь хорошие. Особенно пригодилась автострада Бреслау — Берлин: она стала как бы основной осью движения в полосе 1-го Украинского фронта.

Правда, первое время на этой автостраде нам довольно сильно докучали вражеские реактивные истребители. Отрезок пути, который мне надо было делать по автостраде, я для экономии времени обычно делал на «паккарде»; в период подготовки Берлинской операции мне несколько раз приходилось вылезать из этого «паккарда» и прятаться в кюветах. Но во время наступления немецкая авиация значительно уменьшила полеты над дорогами в связи с организованным зенитным прикрытием.

В Тельтов я приехал к самому концу артиллерийской подготовки. Ещё у въезда в город, я увидел наши войска, занявшие исходное положение, — танки, мотопехоту и артиллерию, которая заканчивала свою работу.

В тот момент, когда я подъехал к Рыбалко, он следил за действиями своих войск, руководя форсированием. Был момент первого броска. Передовые отряды начали преодолевать канал, не дожидаясь окончания артподготовки.

Все содрогалось. Кругом стоял дым. Артиллерийские бригады тяжелых калибров били по домам на той стороне канала, прошибая их сразу. Летели камни, куски бетона, щепки, пыль. На узком фронте — больше шестисот орудий на километр; и все это било по северному берегу Тельтов-канала.

Бомбардировочная авиация тоже наносила свои удары — эшелон за эшелоном.

Первый наблюдательный пункт Рыбалко на южном берегу Тельтов-канала мне не понравился, и мы перешли на плоскую крышу самого высокого дома. Там ещё до нашего прихода расположился командир 6-го гвардейского бомбардировочного корпуса Д. Т. Никишин.

Я, Рыбалко, командующий артиллерией фронта Варенцов, командиры двух авиационных корпусов, командир артиллерийского корпуса Кожухов — все разместились на крыше восьмиэтажного дома, кажется, какого-то конторского здания. Жителей в нем не было, потому что дом находился не только под артиллерийским, но и под ружейно-пулемётным огнём.

Сначала, когда мы вылезли на крышу, вражеские автоматчики послали по нас с той стороны канала несколько очередей, но мимо.

На плоскую крышу выходили огромные трубы отопления, прекрасно защищавшие от автоматного огня. Немецко-фашистские солдаты хотя и безрезультатно, но продолжали время от времени постреливать очередями. В конце концов, мне это надоело. Видя, откуда они стреляют, я приказал ударить по ним огнём артиллерии. Их подавили быстро. Но откуда-то и потом ещё слышались иногда одиночные выстрелы.

То, что гитлеровцы стреляли по этому самому высокому, выделявшемуся из всех домов Тельтова зданию, вполне понятно слишком заметный ориентир. Приходилось считаться с тем, что, находясь здесь, мы привлекаем к себе внимание, но что делать — другого такого хорошего места поблизости не было.

С высоты восьмого этажа открывалась панорама Берлина, в особенности его южной и юго-западной части. Левый фланг был виден так далеко, что даже чуть-чуть просматривался вдали Потсдам. В поле обозрения входил и правый фланг, где предстояло на окраине Берлина соединиться войскам 1-го Украинского и 1-го Белорусского фронтов.

Помню, каким огромным показался мне широко разбросанный город. Я отмечал для себя массивные старые постройки, которыми изобиловал лежавший перед нами район, густоту застройки — отмечал все, что могло усложнить нам бои за Берлин. Заметил я и хорошо видные сверху каналы, реки и речки, пересекающие Берлин в разных направлениях. Такое множество водных преград обещало дополнительные трудности.

Перед нами лежал фронтовой город, осажденный и приготовившийся к защите. Если бы во главе Германии стояло разумное правительство, то в сложившейся обстановке было бы логично ожидать от него немедленной капитуляции войск. Только капитуляция могла сохранить все, что ещё оставалось к этому дню от Берлина, и спасти жизнь населению. Но видимо, напрасно было ждать разумного решения — предстояли бои.

Глядя на Берлин, я думал о том, что с концом его обороны будет связан конец войны. Чем быстрее мы возьмем город, тем скорее кончится война.

Тогда же я подумал: конечно, хочется, чтобы под самый конец войны было меньше потерь, и все же затягивать борьбу нельзя, и ради скорейшего её окончания придется идти на жертвы, особенно в боевой технике, и прежде всего в танках.

И ещё одна мысль, которая тогда пришла мне в голову: надо тащить сюда тяжелую артиллерию, включая самую тяжелую. Я сразу связался со своим штабом, торопясь доложить в Ставку Верховного Главнокомандования, что нам понадобится артиллерия особого назначения, особой мощности. Она находилась в распоряжении Ставки Верховного Главнокомандования. Я не знал, где находится она сейчас, но знал, такая артиллерия есть.