Эдуард Кочергин - Рассказы Эдуарда Кочергина в Знамени

Разгадать эту обзовуху мне удалось только через два года, и то по случайности. Относил матушкину работу — очищенный от пятен мужской костюм — в один из домов на Бармалеевой улице. Хозяина костюма в квартире не оказалось, а открывший дверь седой, жилистый дед предложил мне обождать заказчика в довольно обширной прихожей. Усадив, как порядочного, в обитое ковром старинное кресло, стал расспрашивать, кто я и откуда взялся, где живу, учусь. Постепенно мы с ним разговорились. Он рассказал, что в этой квартире родился и со всей петроградской округой знаком с малого детства. Тогда я спросил, не знает ли он, отчего василеостровские пацаны обзывают наших Дунькиными детьми. Старик, удивившись, ответил: “Знаю, но не думал, что эта дразнилка девятнадцатого века известна до сих пор”. Почувствовав во мне надежного, внимательного слушателя, рассказал давнишнюю петроградскую историю про Дунькин переулок, или Дунькин тупик. Мне показалось, что либо он сам, либо его родитель был в Зелениных местах не то урядником, не то сотрудником врачебно-полицейского комитета. Уж больно хорошо он все знал.

Как он уцелел в совдеповской мясорубке, уму непостижимо. Видимо, владел чем-то тайным, что требовалось в революцию и после нее. Позже, работая в Театре драмы и комедии с Камой Гинкасом над “Последними” Горького, я уговорил деда консультировать наш спектакль — он замечательно помнил, какой была полицейская форма. Найти материал по этой части в то время было практически невозможно. Несмотря на преклонный возраст — более восьмидесяти пяти лет — старик, как молодой, приходил к нам на репетиции, примерки костюмов, общался с артистами, рассказывая подробности из жизни чинов тогдашнего карательного ведомства. Между собой мы называли его неугомонным дедом.

От меня он требовал, чтобы на все шинели и мундиры нашиты были пуговицы с двуглавыми орлами. Сами понимаете, таких в те времена не было и быть не могло. Были пуговицы только с пятиконечными звездами. Нам приходилось разбирать каждую пуговицу и на чекане сбивать рисунок звезды. Этого ему показалось мало. “Орел — символ государства. Полиция — псы государевы. Без герба их мундиры — ничто, да и они — никто. Будьте любезны, пожалуйста, отчеканьте орлов”. Театр драмы и комедии — театр бедный. Заказывать отливку специальных чеканов с орлами было не на что, да и власти могли не позволить. Я нарисовал и вырезал глазным скальпелем трафарет с двуглавым орлом, и мы поверх разбитых звезд на каждой пуговице набили рисунок царских орлов. Работа была, я вам скажу, китайская. Дед с трудом согласился на такой компромисс. В этом строгом к историческим деталям старике я приобрел полезного рассказчика о прошлом России, особенно в малоизвестных его ипостасях.

Рассказ его об обзовухе наших петроградских пацанов неожиданно развернулся в целую романтическую историю.

Собственно, Дунькиного переулка никогда не было. Была-жила Дунька — Евдокия Васильевна. Родилась и окрасавилась эта рыжеволосая девица на Пороховом проулке, или, по-старинному, Зеленином тупике. По первости сама там успешно турусы разводила, никакой власти не подчиняясь. Затем оформилась и превратилась в билетную камелию. В молодухах-то уж больно хороша была, ах, как хороша! Глаз на мужика положит, так тот к ней сразу, как кролик на удава, и идет. Ежели бы в России орден Марии Магдалины существовал, то ей, Евдокии, его первой вручили бы, поскольку являлась она царицею Магдалиновой артели. Таких в наше время и быть-то не может. За нею, рыжей Дунькой, из богатых дворцов и домов специальные кареты со стремянными присылали. Во как! И она всех их на знатные гроши выставляла.

А денег скопила — свое дело завела, как положено. Купила на проулке деревянный дом о двух этажах с садом, — бывшую дачу. Когда-то на нашей Петроградской в этих местах много дач стояло. Умело перестроила дом по надобностям и открыла в нем заведение с букетом девиц как на подбор. В этом-то она толк знала. На первом этаже выгородила обширную залу с колоннами, украсила ее люстрами с хрустальными подвесками, роскошными, светлой кожи диванами и креслами. С правой стороны залы белый швабский рояль поставила. С левой — белую буфетную стойку со столиками. Лестницы светлого дуба, украшенные резьбой, поднимались с обеих сторон на второй этаж, в номера. Пол золотистого наборного паркета располагал на танцевальные подвиги.

У Евдокии Васильевны все было обустроено основательно и со знанием дела. Она оплачивала приходящих учителей, обучавших непосвященных девиц пению, танцам и приличным манерам. Музыкальные потребности обслуживали профессиональные пианисты, по надобностям приглашался баянист, а для балов покупался оркестр.