Михаил Пришвин - Дневники 1930-1931

31 Января. -28 градусов С. Солнце. До обеда снимал в лесу игрушку «Мишка идет по медвежьему следу».

Жгун с сокрушением рассказывал Леве о своем промахе: он доложил о трудности снятия Лебедя, и тут оказалось: Лебедь один из древнейших колоколов, и его решили сохранить. «Надо было кокнуть его на колокольне, — сказал Жгун, — а потом и докладывать».

Вот такие они все техники. Такой же и Тиайн, и Лева таким же был бы, если бы не мое влияние, и я, не будь у меня таланта.

Все колокольные рабочие антисемиты то ли потому, что эта работа самая тяжелая и рискованная, а евреи все любят легкую работу, то ли по особому влиянию православных колоколов на рабочих…

Вышло это, может быть, и просто из добродушия, из привычной готовности при всякой трагедии думать: «авось, все как-нибудь благополучно пройдет». Так и теперь он подумал о воинствующих безбожниках, что во многом и они правы… например, конечно, не было, как это описывается в житии пр. Сергия, чуда извлечения воды реки Кончуры…

И он решил прочесть доклад «о мнимом чуде». Потратив несколько лет жизни, чтобы доказать о естественном происхождении речки, он теперь прочел доклад. Он был потрясен, когда ему сказали, что труд его напрасный; все и так без всяких доказательств знают, что на свете все происходит естественно.

1 Февраля. День солнечный, но не такой, как вчера: сегодня солнце в дымке, — 29 °C, вечером снег.

Перемученные люди начинают создавать легенды. Вчера слышал, будто английский посол срочно выехал из Москвы. Сегодня говорят, будто англичане заняли Соловки. Это подходит предвесеннее время с непременной болезненно острой надеждой на перемену. В нынешнем году, конечно, материалу для таких легенд безмерно больше.

2 Февраля. Продали Жданку за 400 р. и купили Червонку за 150.

Коровы очень дешевы, от 150 р. — 350 р., потому что двух держать боятся и продают обыкновенно совхозам, колониям, которым резать коров можно. Вообще это мясо, которое теперь едят — это мясо, так сказать, деградационное, это поедание основного капитала страны.

3 Февраля. Мороз и ветер. Дома сидел.

Трагедия с колоколом потому трагедия, что очень все близко к самому человеку: правда, колокол, хотя бы Годунов, был как бы личным явлением меди, то была просто медь, масса, а то вот эта масса представлена формой звучащей, скажем прямо, личностью, единственным в мире колоколом Годуновым, ныне обратно возвращенной в природный сплав. Но и то бы ничего, — это есть в мире, бывает даже цивилизованные народы сплавляются. Страшно в этом некое принципиальное равнодушие к форме личного бытия: служила медь колоколам, а теперь потребовалось — и будет подшипником. И самое страшное, когда переведешь на себя: «Ты, скажут, писатель Пришвин, сказками занимаешься, приказываем тебе писать о колхозах».

Шесть или семь лет бессловесный Мишка недаром лежал в мастерской и детской Ивана Острого. Часто мастер беседовал с собой, или пел, или ругался, не думая о том, что Мишка все слушает. Правда, есть старые игрушки, с которыми мы долго жили, такие они милые, такие умные, вот только не говорят. И если бы им в голову попала пружинка сознания, то, конечно, они бы заговорили, как мы: ведь с нами же они дневали и ночевали долгие годы, все наше им передалось.

Шесть или семь лет бессловесный Мишка недаром лежал в мастерской Ивана Острого, и дети многосемейного Ивана Ивановича изо дня в день годами тоже не напрасно передавали ему свою любовь. Вот почему и случилось так, что когда пружинка сознания попала ему в голову, то это не было как у нас, когда мы начинали учиться с губ матери звукам, потом долгие годы воспитания, учения. Это все у Мишки накопилось в мастерской Острого, когда лежал годами и выслушивал его разговор с самим собой и товарищами. Тут он пополнялся всякими знаниями техническими и общественными, вплоть до управления домами, потому что Острый был управдом (Преддомкомом). В детской, как всякого Мишку, его очень любили и так же через это наполняли его любовью своей, как Острый наполнял электричеством свои конденсаторы, ему не хватало способности двигаться.

Вот почему, когда Мишке попала в голову пружинка, и он мог действовать сам от себя, то первое его движение было выскочить через форточку на волю прямой жизни, чтобы пополнить ее скопленной в детской любовью и полученными в мастерской знаниями.

4 Февраля. Мороз с легким ветром, но в лесу все-таки можно было фотографировать. Опыты съемки теней деревьев на снегу.