Эрнст Юнгер - Семьдесят минуло - дневники. 1965–1970

Этим пришельцем был Махинда, сын индийского царя Асоки, которого Тисса почитал как могущественного друга и с которым не раз обменивался письмами. Асока встретил Будду бедным ребенком и, в отличие от народа, одаривавшего его подарками, мог предложить тому лишь горсть пыли. Это случилось в прежнем существовании Асоки; в награду за этот дар он снова появился на свет в ранге царя. Как пламенный приверженец Просветленного, он через миссионеров далеко распространил его учение, а на Цейлон послал собственного сына Махинду. Его-то и повстречал Тисса; свой лук в качестве посвятительного дара он повесил в первый храм, который велел соорудить для новой службы.

Здесь тоже возвращающееся: молниеносное изменение, благодаря которому утверждаются великие учения. Видение Петра в Яффе и видение Павла по пути в Дамаск подтверждают эти выборочные мутации; правда, маточный раствор должен быть насыщенным.

На подъеме мы ехали через чайные плантации, которые сменялись рощами и рисовыми полями. Между ними лесистые долины, выводившие далеко наверх, с контурами гор на заднем плане. Агент называл имена и данные, которые выпали у меня из памяти; говоря о Цейлоне, мы в первую очередь думаем о жемчужинах и о чае.

Мы совершили обход одной из мануфактур, где нас любезно приняли и проводили по помещениям. Машины сушили зеленые листья и упаковывали отсортированные, но между этим выполнялось еще много ручной работы. Сингалки стояли рядом с ситами или сидели на корточках на полу зала и отбирали листья; здание было наполнено эфирным благоуханием. Механика тоже создавала легкую вибрацию, соответствующую материи, которая двигалась ею. Важнейшей средой был воздух. Сохраняемость, аромат и возбуждающая сила листьев зависят, так же, как и у опиума, прежде всего от высушивания. Коробочка мака надрезается при высоком положении солнца, дабы молочный сок правильно подрумянился. При этом в нем возникает цепь алкалоидов вплоть до того, который дарит нам грезы. Связка ключей, последний из которых замыкает. Таким образом, мы оказались в традиционной дрогерии [207], на подовой сушилке, где благодаря тряске и продуванию дозировались тепло и воздух. Здесь использовались вентиляторы, пар, конвейеры, вибрационные сита, циновки и различные решетки — все устройства, через которые проходит чай вплоть до фасовки. Два пакетика нам подарили на прощание.

Здесь хозяином был Ариэль; особенно мне понравился отбор, осуществляемый исключительно дуновением: массы высушенной чайной листвы сортировались воздушным потоком. Пыль оседала, а листья располагались в зависимости от сопротивления, которое они оказывали ветру. Древний принцип веяния, измененный и дифференцированный. Чай родственнее духу, нежели кофе; это выражается самим характером его становления.

Я еще надеялся снаружи бросить взгляд на плантацию, но та оказалась загорожена зарослями индийской канны. Зато, как будто природа не пожелала остаться у меня в долгу, на цветки, порхая, опустилось дивное существо и на мгновение взмаха крыльев замерло там: мотылек величиной с ладонь с передними крылышками из черного атласа, пронизанного белоснежными жилками. Задние же крылышки были элегантно вырезаны из золотого атласа и украшены графитно-черным узором. И словно притянутое и снова оттолкнутое, сокровище растворилось в воздухе.

Опять в мозаике был заполнен пробел, замечено существо, о котором я слышал. Две бабочки исключительной красоты привлекали внимание каждого, кто достаточно долго задерживается на острове — обе из всемирной породы парусников [208], которых Линней метко нарек «рыцарями». В теплых краях они набирают пышности и полноты. Промелькнувшая здесь была одной из указанных, птицекрыл: Ornithoptera darsius.

Другой высокочтимый цейлонец, Papilio parinda, о котором я, правда, мог только мечтать, мне на глаза не попался. В таких явлениях — понимая слово в его полном значении — Земля говорит с большой силой. Поэтому мы и не можем довольствоваться ими, как это делает коллекционер. Его образ действия, его неутолимая никаким количеством страсть, указывает, правда, что им подспудно движет неисчерпаемое. В каждом настоящем коллекционере скрывается Дон Жуан.

Две детали в этой связи обратили на себя мое внимание. Во время этого путешествия я уже имел возможность полюбоваться многими парусниками: в Японии, на Тайване и Филиппинах, в Южной Азии. «Один всегда оказывался красивее другого». Еще в раннем детстве махаон [209]был знаком мне как великолепный рыцарь. Я долго считал его самым красивым, непревзойденным — до тех пор, пока мне позднее не стали встречаться другие, все новые и новые. Это усиление красоты, которое нарастает столь же долго, сколько мы участвуем в игре. Здесь возникает не предел, а опять нечто еще более красивое. Это позволяет судить о потенциале, который выводит далеко за пределы любого из представленных образцов.